И было это так - Лена Буркова

быть частной. Иллюзия. Самообман. Голова в песке. Вот о чем я думаю. И еще я думаю о том, что ударю Бога, если он скажет: «Найди нормальную работу, выйди замуж, роди ребенка, перестань читать новости!»

Но Бог не двигается.

Бог прислушивается.

«Фшш-фшш-фшш», – напевают притихшие волны, затягивают тоскливую песнь про города безразмерные, про человейники продуваемые, про навигаторы непрогружаемые; затягивают плач по людям, которые мечтают сосуществовать мирно, а потом достают копья и уничтожают друг друга по первому сумасшедшему приказу безрассудных военачальников; затягивают вой по тем, кто, обезумев, хохочет под покровом ночи от невыносимых страданий, словно от черной комедии, и рыдает от щемящей утренней нежности, считая себя недостойными подобной благостыни.

Что-то случилось с нашим курсом и нашими ориентирами.

Что-то точно с ними случилось.

Столько людей вокруг (не протолкнуться, не пройти, не проехать), но все они варятся в своих тревогах по отдельности, убежденные в том, что их никто и никогда не поймет. И я в их числе. Что это за предложения такие: «Приходи на чаепитие с бисквитным тортиком и вафельными трубочками», «Устроим вечерние посиделки с лучшими подружками», «Перемоем косточки бывшим одноклассникам», – когда они из обихода вышли? Кажется, что ни при каких обстоятельствах им уже не прозвучать – утонуло, унесло, развеялось, осталось на страницах толстых фотоальбомов, на старых видеокассетах, на компакт-дисках. Что это за нововведения такие: «Слишком опасно об этом говорить с кем бы то ни было», «Мы теперь и, похоже, навсегда по разные стороны», «Обойдем острую тему обсуждением погоды и котиков», «Притворимся, что не замечаем нависшую тень невысказанных и противоположных мнений», когда они в обиход вошли?

Мы молчим.

Ресницы у меня слегка подрагивают – только бы не моргнуть, только бы не обрушить плотину, только бы не затопить пляж полноводными ручьями и реками. Только бы. Только бы. Только бы. Приунывшая пуще прежнего, я втягиваю воздух ртом и большим пальцем правой ноги выуживаю кружевной камень из-под светлого морского песка. Замерший, прислушивающийся, Бог стоит рядом и задумчиво царапает воспаленный прыщик на виске.

– Фуууе, – морщусь я, украдкой вытирая запястьем налитый слезами и киселем нос. – Зачем ты это делаешь?

– Хочу – и делаю, – лопочет Бог. – Законом не запрещено.

– Понятно.

– Что понятно?

Кто является основателем и популяризатором пагубной привычки.

– Да-да, – ополаскивает ноготь Бог, окуная руку по плечо и окатывая меня пенными брызгами. – По подобию своему и все такое… Глупо получилось, верно?

Не глупее, чем изобрести нам сложную систему пищеварения, а после (в идеале перед эпохальным созвоном с уважаемыми людьми или посадкой на поезд дальнего следования) вручить стаканчик кофе с коровьим молоком, чтобы сполна оценить замысел.

– Чистое вдохновение!

Смотрю на него, бережно достающего из-за уха мятую самокрутку и раскуривающего ее с невероятным сосредоточением, краем глаза. Хмм. Гмм. Ну и ну.

– Созерцай, не стесняйся, – ухмыляется Бог. – Ладен и складен?

Разделяющая мнение Бога лишь отчасти, я заливаюсь густым-густым румянцем, но глядеть не перестаю. Хмм. Гмм. Ну и ну. Мог бы и обворожительнее быть – с его-то возможностями и потенциалом. Нимб светящийся над макушкой прикрутить. Нарастить мускулы наливные. В мантию кремовую принарядиться. От сутулости избавиться. Белоснежными винирами обзавестись. Или что там по богоГОСТу полагается?

– А без оскорблений?!

– Извини.

Мы молчим.

Я рассматриваю и рассматриваю дымящего Бога, погруженного в море, как и я, уже по самую шею. Более того, приглядевшись, признаю: не так уж он и плох. Долговяз, конечно. Излишне эмоционален. И немного нелеп со своей сигаретой.

– Эчпочмаки любишь? – спрашивает он чуть уязвленно.

– Не знаю.

– Понятно.

– Что понятно?

– Не пробовала.

«Фшш-фшш-фшш», – шелестит и шуршит прибой, постепенно подталкивая нас обратно к берегу и затапливая подбородки.

Красивое море.

И цвет у него тоже красивый – глубокий синий.

И сколько же на самом деле красоты я еще не увидела, не испытала, не попробовала (а ведь могла бы попытаться, могла бы приложить больше усилий, могла бы пойти маленькими шажочками к правильным целям): с парашютом так и не прыгнула, переливами северного сияния не насладилась, между фьордами извилистыми не побродила, волосы в фиолетово-розовый не покрасила, на сапах не поплавала, билет до Берлина (и Амстердама, и Копенгагена, и Рейкьявика, и всех столиц всех государств) так и не приобрела, не набралась смелости заявить каждому обидчику, ущипнувшему умышленно: «Ну ты и сволочь, будь счастлив!»

Как досадно.

Обидно-то как.

Вот же дурость и сентиментальщина – из-за эчпочмаков каких-то разрыдаться готова!

– Знаешь, по какой причине твои заветные мечты так и остались мечтами? – спрашивает Бог, планируя воспользоваться моей плаксивостью ради прочтения умопомрачительного и поучительного монолога. – Ты так фанатично размышляла о безотрадном – по твоему пессимистичному представлению – будущем, что начисто утратила способность замечать плюсы в настоящем. Отбиваясь от твоих едких замечаний, скажу: это мое старинное сочинительство и, между прочим, мудрость многовековая, а не душераздирающая цитата из интернета! И упреждая саркастическое «Так я и поверила!», спрошу, дабы замять неловкий момент: для чего ежесекундно прогнозировать результат событий, которые пока не произошли и, возможно, не произойдут вовсе, а если произойдут – то, вероятно, совершенно в иной подаче и величине?

– Смысл в том, чтобы подготовиться к гипотетическим испытаниям и последующим поражениям, – разъясняю я элементарные вещи. – А еще быть во всеоружии.

– В каком таком оружии, дитятко?

– В пушечной иронии, заряженной порохом из язвительности и внешней невозмутимости.

– Смешная, – выпуская губами витиеватые колечки, хмыкает Бог. – Слышишь себя?

– Слышу.

– И как тебе?

– Не очень звучит.

– Не очень.

Мы молчим.

– Пойдем, – говорит Бог, обмакивая самокрутку в воду, а затем пряча мокрый и сморщенный бычок обратно за ухо. – Близится прилив. Не успеем зевнуть или ахнуть – и море оперативно возьмет нас в кольцо. Угадай, что произойдет в результате этого происшествия?

– Мы утонем?

– Слишком просто!

– Нас унесет отбойным течением на двадцать километров от материка?

– Никакой фантазии!

– Подхватим пневмонию, попадем на скорой в инфекционное отделение и будем почивать под капельницами?

– Неужели не очевидно?! – мультяшно хватается за голову Бог. – Тогда нам придется экстренно превращаться в амфибий, дышать жабрами, питаться планктоном и водить дружбу с осьминогами! А они – что уж греха таить – не самые общительные ребята: щупальца распускают, чернилами брызгаются, булькают ворчливо!

И куда же мы, позвольте спросить, пойдем? Не в преисподнюю, надеюсь? Я, безо всякого сомнения, совершила прескверный поступок и облажалась в достижении вечного блаженства, но зачем же так антигуманно? Наверняка имеются альтернативные методы покаяния и искупления грубых промахов: исправительно-трудовые работы в оранжевом жилете, муторное бездействие в темном углу комнаты на протяжении часа, воспитательный подзатыльник с назидательной проповедью?

– Отправимся к