Тайная избранница дракона. Академия Пустынного Огня - Майя Фабер

— Спасибо.

Спасибо за признание правды.

Он лишь слабо кивнул.

Глава 67. Наедине

Мы возвращались по опустевшим коридорам академии. Почти все отправились во двор или на смотровые площадки, чтобы из-под надежного купола полюбоваться на величественную магическую бурю.

После всего, что произошло, тишина казалась оглушающей. Лишь наши шаги нарушали покой.

Эштон держал меня за руку, придавая сил и уверенности, но я чувствовала, как он дрожит. Я тоже дрожала. От усталости, от пережитого страха, от того, что слишком долго удерживала чувства под замком.

Моя комната была ближе, и мы, не сговариваясь, направились к ней.

Дверь скрипнула, впуская нас внутрь, и я, закрывая ее за собой, ощутила, как отгораживаюсь от остального мира. Как тот перестает существовать.

Только мы двое. Только наше дыхание и стук сердец. Только тихий треск за окном, где буря бессильно билась о новый купол.

Эштон опустился на край кровати, уронив руки на колени. Его плечи поникли. Он не отдыхал очень давно, а я боялась представить, что он пережил, добираясь сюда по пустыне вслед за бурей. Прямо под ней.

Его лицо и руки все еще были в пыли и засохшей крови. Каждая царапина на его коже отзывалась болью в моей груди.

Я наполнила чайничек — единственную подходящую емкость, что у меня нашлась, — водой и быстро погрела ее. Смочила мягкий платок.

Эштон не пошевелился, когда я присела рядом. Провела влажной тканью по его щеке, осторожно стирая грязь. Он вздрогнул, но не отстранился, просто вцепился пальцами в колени. Мне хотелось смыть не только пыль, но и все ужасные воспоминания.

— Тише, — шептала я, когда он зажмуривался от боли. — Все хорошо. Я здесь.

Каждое движение было нежным, трепетным, будто сейчас я исполняла какой-то священный ритуал. Руки Эштона вновь расслаблялись, а дыхание выравнивалось.

Он позволял мне заботиться о нем, и в этом доверии было нечто большее, чем просто близость.

Убрав воду, я вернулась к нему, не зная, что предложить. Чем еще помочь. Эштон не поднял голову, но я знала, что он чувствует меня и мои сомнения. Как я чувствовала его. На каком-то невероятном уровне, за пределами слов и жестов.

Я присела рядом, мои пальцы легко коснулись его руки.

— Лекси… — его голос был тихим, хриплым, — я должен тебе кое-что сказать.

Я замерла, не перебивая. Эштон медленно поднялся, а потом опустился передо мной на колени. Его руки легли на мои.

— Я должен был сказать тебе сразу, — прошептал он. — Я ведь знал про метку с самого начала. Знал, что ты — моя истинная пара. Но… — Он прикрыл глаза, собираясь с мыслями. — Я не мог. Видел, что творится вокруг. Подозревал ректора, магистров… Я боялся, что если правда выйдет наружу, то обоих убьют. Или одного из нас, а второй… не переживет. Я хотел, чтобы ты хоть на время оставалась в стороне от опасности. Пока я все не решу.

Я почувствовала, как на глазах выступили слезы. Но не от боли. От жалости. От понимания. От того, как каждое его слово отзывалось эхом в моем сердце.

Сжала его руки и медленно опустилась на колени рядом с ним. Наши лица оказались настолько близко, что я ощущала его дыхание на своей коже.

— Ты подарил мне правду, Эштон, — так же тихо ответила я. — Ты сделал для меня то, ради чего я была готова пройти через любой ужас. Я бы не смогла винить тебя. Никогда.

Он тихо выдохнул, с трудом улыбнувшись мне. Мы сидели на полу посреди маленькой комнаты, и не существовало ничего, кроме нас.

Мы чувствовали друг друга. Каждый вздох, каждый удар сердца. В тишине разорванного мира мы нашли то, что было важнее всего, — свою пару.

Его пальцы скользнули по моим волосам. Прикосновение было легким, почти невесомым, но от него по мне растеклось тепло. Эштон провел ладонью, и мое сердце на миг замерло.

Наши губы встретились. Сначала осторожно. Еще недавно никто из нас не верил, что это снова произойдет… Его дыхание стало горячее, руки обвили мою талию, притягивая ближе.

Я утонула в этом поцелуе, в его тепле, в ощущениях, разделенных на двоих.

Мы переместились на кровать, не размыкая рук. Ни на что на свете я не променяла бы эти объятия. В них было спокойно. Надежно. Безопасно.

Каждое прикосновение было обещанием, каждый поцелуй — признанием. Эштон смотрел на меня так, будто я была его спасением.

Мы не спешили. Время утратило значение. Были только мы, наше дыхание, наше желание быть ближе, чем когда-либо. И в этом моменте было не место ни страху, ни сомнениям. Одной любови.

Глава 68. Вечер памяти

Эштон

Буря стихла через три дня. За это время академия и ее окрестности изменились до неузнаваемости. Воздух очистился от магического напряжения, небо вновь стало ясным, а купол, созданный Фрэнком Геллером, отцом Лекси, сиял нежным зеленоватым светом, защищая всех, кто нашел здесь убежище.

Занятия возобновились только через месяц. Магистры и адепты, объединив усилия, помогли жителям соседнего городка. Теперь на месте старых домов стояли простые, но надежные строения, сколоченные в спешке, но полные жизни. Если хорошо поработать, то к следующей буре получится накрыть куполом и их.

Людям здесь случалось начинать все с чистого листа, но теперь мы мечтали это изменить. Сделать и их жизнь безопаснее и стабильнее.

Марлон оставался в заключении. Суд над ним будет открытым, чтобы каждый желающий мог услышать все. Это станет примером того, что и самые влиятельные не смогут скрыться от справедливости.

Магистр Шерман дал показания против бывшего ректора, и одних их хватило бы для смертного приговора. Полученные под воздействием допросной магии, они бесспорны, ведь под такими заклинаниями невозможно лгать.

Фамилия Геллер больше не ассоциировалось с ужасной трагедией, а отец Лекси был посмертно оправдан.

Амира Унсури стала первой женщиной-ректором в истории академии. Ее выбрали единогласно, и даже магический комитет Империи, известный своей консервативностью, не смог оспорить это решение. Академия стала символом перемен и местом, где рождаются новые легенды.

Дилан и Илана исчезли. Их видели в спешке покидающими академию. Никто не знал, куда они отправились, но ходили слухи, что они пытаются укрыться от правосудия. Лекси больше не хотела думать о них. Ее сердце и разум были заняты другим.

На вечер памяти ее отца