Цветок зверя - Шелби Мануэль

— Ты хочешь сделать сад? — Я сохраняю небрежный тон, но надежда разливается в моей груди. Означает ли это, что она одобряет идею остаться здесь?

— Мне нравится гулять по лесу, но так я смогу сама собрать растения. Потому что я пыталась найти те маленькие шарики, о которых ты говорил, но, клянусь, они все выглядят одинаково. — Она закатывает глаза и отряхивает руки о свои льняные шорты.

— Это хорошая идея. — Я провожу рукой по ее руке, и, как и надеялся, она одаривает меня своей исцеляющей улыбкой. — Но я построю его рядом с сараем. Зимой я паркую здесь снегоход. — Когда на меня обрушиваются идеи о моей новой миссии, я возвращаюсь на крыльцо, она следует за мной.

— Ты уверен? Это не слишком? — взволнованно спрашивает она. Неужели она не понимает, что я сделаю все, чтобы ей здесь было комфортно? — Потому что я могу помочь. И ещё я хочу посадить цветы здесь, рядом со ступеньками. Я знаю, что сейчас немного поздновато для посева, но думаю, что это будет выглядеть великолепно. И... — Она натыкается на меня, когда отвлекается на свои идеи, прежде чем рассмеяться и покачать головой.

— Как насчет того, чтобы ты поработала с цветами, а я — с грядками. А потом мы посадим все, что ты захочешь. — Я заправляю прядь ее волос, выбившуюся из пучка, за ухо. Она радостно кивает, втягивая нижнюю губу в рот, и я не могу сдержать широкой улыбки.

Если бы я был хорошим человеком, то бы признал, что она заслуживает кого-то гораздо лучшего, чем я. Слишком плохо для нее, что та сторона, которую она пробудила во мне, тоже эгоистичный придурок.

— Хотя это тебе дорого обойдется. — Мои губы растягиваются еще больше, когда я провожу другой рукой по ее руке, заставляя ее глаза подозрительно сузиться. — Я хочу поцелуй, — тихо говорю я, и она драматично закатывает глаза, а ее губы кривятся в ухмылке. Мне нужно показать ей сейчас, что мы не собираемся возвращаться к тому, как все было.

Схватив ее за рубашку обеими руками, я притягиваю ее к себе. Наши губы соприкасаются, и она без колебаний обвивает руками мою шею.

— Ты уже поела? — Я неторопливо целую ее в шею. Если я только что почувствовал именно панику, а не сердечный приступ, то она была полностью заменена этим жгучим, настоятельным ощущением, которое я испытываю только тогда, когда она рядом со мной.

— Да, — выдыхает она, скользя своими грязными руками по моим обнаженным плечам. Мы должны перенести сад на завтра. Я буду трахать ее весь день, как и планировал, когда проснулся. Интересно, сколько раз она сможет кончить, прежде чем отключится. Этот вопрос должен быть в начале моего списка. — Я приготовила тебе омлет. Он в холодильнике. — Ее слова меня не останавливают.

— Я хочу съесть кое-что получше, — рычу я в ее кожу, скользя рукой по ее спине к попке.

— Прекрати. — Она хлопает меня по плечу и отступает, улыбка растягивает ее губы. Я неохотно отпускаю ее, проводя языком по зубам. Ее щеки заливаются краской, когда она указывает на меня пальцем и отступает к растениям. Я съем ее позже.

Пока я ем ее восхитительную еду, то внезапно осознаю, как много она сделала, пока я спал. Она оделась, приготовила еду и разбила сад. Я почти не сплю, а если и сплю, то всегда с бодрствующей частью моего сознания. То, что она может делать так много без моего пробуждения, опасно. Может быть, мне стоит снова связать ее.

Почему она не убежала? Я знаю, что не могу задать этот вопрос, но он не дает мне покоя все утро.

Как только я заканчиваю есть, я выношу проигрыватель компакт-дисков на улицу. Я вставляю диск Фрэнки Валли и врубаю громкость до упора, зная, что ей нравится слушать музыку во время работы.

— Мне нравится эта песня! — кричит она из глубины хижины, а затем начинает собственное исполнение "Не могу оторвать от тебя глаз". Ее версия мне нравится гораздо больше.

Пока я собираю дрова, которые мне понадобятся для сада, она начинает напевать слова песни, собирая цветы на опушке леса, которые ей нравятся. Я отвлекаюсь на нее на некоторое время, прежде чем решаю, как сделать ее сад самым лучшим из возможных.

Я пользуюсь ручным рубанком, и хотя объясняю ей, как им пользоваться, она сдается и возвращается к тому, чтобы передняя часть хижины выглядела хотя бы вполовину так красиво, как она сама. Она собирает цветы со всех сторон и расставляет их вокруг нашего крыльца.

Я работаю так быстро, как только могу, чтобы сделать для нее четыре приподнятые грядки. Затем я привожу на тачке немного плодородной земли из леса, чтобы наполнить их, не забывая по пути нарвать любых ярких цветов, которые, как мне кажется, понравятся ей.

Она проводит большую часть своего времени, поя и смеясь, когда копается в грязи. Я видел ее такой только в одиночестве или когда она пьяна. Я не знаю, что сделал в своей жизни, чтобы узнать ее с этой стороны, но понимаю, что я самый счастливый монстр на свете.

Начинает играть "Ты — песня", и ее громкий вздох наполняет поляну. Она обегает крыльцо и тянет меня к выходу, чтобы мы могли потанцевать во дворе, снова отвлекая нас обоих, и ни одна жалоба никогда не покинет меня.

Я кружу ее, волосы развеваются по ветру, на нее падают солнечные лучи. Она громко и беззастенчиво смеется, размазывая немного грязи по моему лицу, когда я наклоняюсь, чтобы снова поцеловать ее. Ей приходится отталкивать меня, когда я, кажется, не могу ее отпустить.

Время от времени я ловлю себя на том, что она откидывается назад, опираясь на руки, и наблюдает за тем, как я забиваю доски на место или зачищаю дерево, чтобы оно было гладким. Сначала она смущенно отводила взгляд, но по прошествии дня широко улыбалась или прикусывала губу, продолжая пялиться. Я чувствую, как моя грудь расширяется каждый раз, когда я ловлю ее.

Если мои пальцы не подвергаются риску быть отрезанными, я смотрю на нее. Она постоянно танцует и разговаривает с цветами. Она говорит им быть сильными при трудностях или ругает за то, что они ее укололи. Она, блядь, совершенство. Такой ли может быть жизнь?

— Это так мило. Спасибо тебе, Николай, — благоговейно бормочет она, пока я счищаю остатки земли с последней приподнятой грядки. Она скрестила руки на груди, и ее влажные волосы мягкими волнами спадают