Цветок зверя - Шелби Мануэль

на спину. Жаль, что она не позволила мне присоединиться к ней в душе. — Это лучший подарок на день рождения, который я получала. — Она удовлетворенно хмыкает, но по моему телу пробегает огонь. Чуть не забыл. Мне все еще нужно завернуть ее подарок. Что, если ей это не понравится?

— Это не твой подарок. Он будет завтра. — Мой голос звучит напряженно, я снова борюсь с паникой. Ух ты, я это чертовски ненавижу.

— Я как раз собиралась спросить тебя, откуда ты узнал, но потом вспомнила, что ты мой преследователь. — Она качает головой и толкает меня в плечо.

— Я бы так это не назвал. — Я отряхиваю немного грязи с рук, прежде чем обхватить ее сзади. — Может быть, мы можем назвать меня неудачным убийцей? Или худшим наемником? Я уверен, ты можешь придумать что-нибудь получше, — я издаю веселый вздох, прижимаясь губами к ее коже, заставляя ее фыркнуть в ответ на смех, ее способность находить юмор в ужасной ситуации продолжает поражать. Она откидывает голову мне на плечо и испускает еще один тяжелый вздох. То, что она находит утешение в моих объятиях, заставляет мою грудь расширяться до такой степени, что она готова разорваться.

— Ты скучаешь по дому? — Я задаю один из вопросов, которых так боялся. Я не помню времени, когда она была так беззаботна в городе. Может быть, она просто притворяется. Я знаю, что иногда она притворяется, что чувствует себя комфортно в обществе людей, но я никогда не хочу, чтобы ей пришлось делать это снова.

Когда она переводит взгляд на лес вокруг нас, она долго молчит. Думаю, мне следовало держать рот на замке.

— Это сложно, — тихо говорит она и, не сказав больше ни слова, разворачивается, чтобы вернуться в хижину. Я прямо позади нее, хочу узнать больше, но думаю, что не стоит давить на нее. Когда она подходит, чтобы перемешать чили, я стою перед островком и жду. Она оглядывается на меня и слегка улыбается.

— Почему бы тебе не принять душ, а потом мы поедим?

Она отпускает меня, и мои губы подергиваются, когда я пытаюсь не спорить. Это простой вопрос "да" или "нет". Это не сложно.

Не веря, что смогу подобрать нужные слова, я иду в душ так быстро, как только могу. После того, как одеваюсь, я кладу руки на стойку в ванной, поднимая взгляд к зеркалу, прежде чем вернуться к ней.

Долгое время единственное, что я видел в своем отражении, было оружие. Не человек. Я думал, что сильный. Я действительно не знал почему, но был уверен, что я лучший во всем, что мы делали во время тренировок. Они говорили мне сделать это, и я делал. Это не прекратилось и тогда, когда они взяли меня на работу.

Как только мой мозг был депрограммирован, и я смог по-настоящему осознать ужасные вещи, которые совершал… Я понял, что предпочитаю оставаться в неведении. Было легче не видеть правды. Возможно, я ничего особенного не чувствовал, но мне всегда было комфортнее чувствовать себя в крови, чем в чем-либо другом.

Я должен был знать, что поступаю неправильно. Даже детям, черт возьми, присуще сочувствие! Я больше, чем оружие.

Однако сейчас, когда смотрю в свои собственные глаза, я начинаю видеть человека, обнаруживая, кем он хочет быть, а не тем, кем он был создан.

Пятнадцать лет назад я понял, что не хочу быть похожим на монстров, которые использовали таких людей, как я. Я убедил себя, что если бы кто-то подарил мне такого ребенка, как я, слегка сломленного, я бы помог ему, а не превратил его во что-то, что можно использовать. Я бы никогда не причинил ему вреда. Я бы показал ему, как быть человеком.

В течение многих лет я сосредотачивался только на том, каким я не могу быть. Я не могу быть безжалостным, бессердечным, жестоким или садистом. Хотя после этого от меня мало что осталось. Просто оболочка. Около четырех месяцев назад я понял, что есть такая версия меня, какой я хочу быть.

У меня пока нет ответов на все вопросы о том, как туда попасть, но где-то в ее большом, невероятном мозгу они есть. Эта мысль придает мне достаточно смелости, чтобы вернуться к ней.

Она уже сидит за кухонным столом и вертит ложку в руке, пока другой разламывает булочку. Ее брови плотно сдвинуты, и она даже не поднимает глаз, когда я подхожу.

Она собирается с духом, чтобы сказать мне то, что должна, и я дам ей столько времени, сколько ей нужно. Ожидание не так страшно, учитывая, что у меня есть ее еда. Я могу приготовить для нас любое блюдо, потому что мне нравится кормить ее, но у нее это получается бесконечно лучше. Мои блюда могут прокормить нас, но на самом деле мы наслаждаемся ее блюдами.

— У меня такое чувство, будто ты перенес меня на другую планету. Что-то настолько важное не имеет для меня смысла. — Она переводит взгляд на окно и, наконец, нарушает тишину. Я отложил посуду, чтобы уделить ей все свое внимание. — Я так сильно скучаю по Рее и Вэл, но я тормозила их там. Я хотела уехать из города с тех пор, как себя помню.

Она сжимает дрожащие губы в тонкую линию.

— Хотя я никогда не думала, что это возможно. И если бы не ты, я бы до сих пор была заперта там или мертва. Но какая-то часть меня все еще говорит мне бояться тебя. — Она поднимает на меня глаза всего на секунду. — И попытаться сбежать, — тихо продолжает она, и я сильно сжимаю кулаки под столом.

Громкий, ревущий голос в моей голове кричит мне, чтобы я сказал ей, что мы будем преследовать ее. Эта часть меня бьется о мой череп, напоминая ей, что она моя. Но она это знает. На этой гребаной планете нет такого места, куда она могла бы отправиться, где я бы ее не нашел. Не зря меня называют Ястребом. Может, мне и не нравится быть оружием, но я умею им пользоваться.

— Но... — Она, наконец, поднимает на меня свои водянистые глаза. Мой гнев улетучивается, когда на ее лице появляется боль. Мои руки до боли хотят прикоснуться к ней. Обнять ее. — В том, чтобы быть с тобой, есть что-то такое, что кажется...

— Правильным? — Я заканчиваю то, что она, надеюсь, собиралась сказать.

— Я пытаюсь быть честной с тобой, и я не хочу, чтобы ты сердился на меня, — нерешительно говорит она,