Любовь, как тыквенная пряность - Хейли Фрост

чтобы выпустить воздух, — объясняет он, и я кривлюсь, морща нос, пытаясь представить себе это. — В колледже несколько парней пытались поджечь выходящий газ, что, наверное, сработало бы в теории, но наши инструкторы быстро вмешивались.

— Звучит болезненно, — замечаю я, и он кивает.

— Не так болезненно, как быть настолько раздутым, что готов взорваться. — Он улыбается и крадет маленькое печенье с моего блюдца.

— Днем зашла женщина с очаровательными кроликами, — шепчет он, глядя на Лорен и Кирана, которые спорят о лучшем рецепте картофельного пюре. — Они были с длинными ушами и пушистой шерстью. Один из них был коричневого цвета со светлыми пятнами по всей спине. Мне он очень напомнил Корицу.

— Ой. Может, они были родственниками в другой жизни, — драматично говорю я, и он улыбается.

— Может быть.

Мой взгляд скользит к входной двери, когда раздается звонок, и я на секунду замираю, удивленная, увидев Эрика в форме.

— Что он здесь делает? — шепчу я, недоуменно хмуря брови. Генри следует за моим взглядом и хмурится.

— Хм. Я думал, он перестал пить кофе после двух.

— Серьезно? Откуда ты это знаешь? — удивленно спрашиваю я, качая головой, когда он только бросает на меня многозначительный взгляд, подергивая уголками рта. — Боже, в этом городе все любят лезть в чужие дела. Мне это нравится.

— Еще как любим. — Генри наклоняется ближе и шепчет мне на ухо: — Я знаю, что мистер Петерсон в Новый год дал себе обещание полностью бросить пить кофе. Он продержался около двух дней. — Его улыбка становится зловещей. — Весь город также знает, что наши милые, добрые владельцы цветочного магазина увлекаются БДСМ.

Я широко раскрываю глаза.

— Откуда, черт возьми, ты…? — Я даже не могу закончить фразу, уставившись на него с открытым ртом. Такие сплетни тоже ходят здесь?

С другой стороны, мы с Лорен действительно задавались вопросом, не является ли темным секретом города подпольное сообщество извращенцев.

— Это неважно, — говорит он, но я быстро качаю головой в знак несогласия, прищурившись.

— Если кто-нибудь в этом городе узнает о наших сексуальных предпочтениях... — шиплю я и тычу в него указательным пальцем. — Я скормлю тебя рыбам. Я расскажу всем, что ты требуешь, чтобы тебя называли «мамочкой», или сосешь палец, когда кончаешь.

— Ладно, ладно, — смеется он, поднимая руки в знак капитуляции. — Я никому не скажу. Успокойся.

— Эй, Ник, у тебя есть минутка? — Эрик внезапно появляется у нашего столика, и я удивленно поднимаю на него взгляд.

— Конечно, Эрик, в чем дело? Бери стул, садись. — Он обводит взглядом остальных за столом, прежде чем пожимает плечами и садится.

— Я полагаю, у вас нет секретов друг от друга?

— Ну, на самом деле... — говорит Лорен и смотрит на меня с загадочным блеском в глазах, и я понимаю, что она подслушала конец нашего разговора.

Я бросаю в нее кусочек салфетки.

— Нет, — говорю я громче, чем она, и снова обращаюсь к Эрику. — Все в порядке?

— Я подумал, что тебе следует знать. Кто-то внес залог за Джея и Мариссу, — объясняет он, барабаня пальцами по столу.

У меня стынет кровь в жилах. На мгновение я забываю, как дышать, и мгновенно поворачиваюсь к Лорен, бросая на нее взгляд, который говорит: «Видишь? Им все сошло с рук.

— Как? — это все, что я могу спросить, и Генри крепче обнимает меня.

— Мы собирались задержать их до завтра, — терпеливо объясняет Эрик. — План был такой: перевести их обратно в Лос-Анджелес, где были совершены преступления. Там находятся их сообщники, и... ну, у нас в Уэйворд-Холлоу нет ресурсов для расследования дела такого масштаба. Но прежде чем мы успели это сделать, кто-то внес за них залог, и нам пришлось их отпустить.

— Тебе пришлось был их отпустить? — спрашиваю я, крепко скрестив руки на груди и обнимая себя. — Эрик…

— Мне очень жаль, — он поднимает руки в знак извинения. — Я клянусь, Ник, я ничего не мог сделать. Но судебное заседание в Лос-Анджелесе назначено на следующую неделю, и, если они не явятся, у них будет куча проблем.

Его губы расплываются в грустной улыбке.

— Я настоятельно посоветовал им уехать из города и не возвращаться. Но если они вернутся и снова будут тебя преследовать, пожалуйста, сразу же сообщи мне. Я с удовольствием снова засуну их в камеру, и уверен, что половина участка будет этому рада.

— Так... вижу, что они проявили себя в тюрьме, — я откровенно выпытываю информацию, но он качает головой.

— Поверь мне, тебе лучше не знать.

— Я очень, очень хочу, — отвечаю я, приняв щенячий взгляд, и практически умоляя рассказать больше. — Это первый раз, когда кто-то, кроме меня, увидел их темную сторону. Позволь мне порадоваться. Надеюсь, они опозорились.

— Я все еще не могу рассказать тебе, как она требовала украсить камеру, утверждая, что по фэншую это неправильно и что «там царит трагическая энергия», — говорит Эрик, бросая на меня многозначительный взгляд.

— Честно говоря, я в некотором роде уважаю это, — отмечает Киран, вызывая взрыв смеха за всем столом.

— Или как она устроила одиночный протест, театрально лежа на полу, пока кто-нибудь не принесет ей травяной чай. Она продержалась целый час.

Я фыркаю.

— Ты шутишь.

— И, конечно, я абсолютно не могу рассказать, что она постоянно цитировала юридические драмы и выкрикивала: «Протестую!» каждый раз, когда кто-то говорил. Включая других заключенных.

Он встает, оглядывается на нас через плечо и поднимает руку, чтобы помахать.

— Я абсолютно не могу тебе об этом рассказывать.

— О, да. — Я улыбаюсь, все еще ярко представляя себе всю эту сцену. Это смягчает боль от осознания того, что она сейчас на свободе. — Очень жаль, что ты не смог мне рассказать. Спасибо, Эрик.

— Конечно, — говорит он, поворачивается и уходит.

— Все раскрылось, — невольно говорю я Лорен. Я знала, что что-то произойдет, знала, что вселенная протянет ей руку и вытащит ее из того дерьма, которое она сама создала. Я просто знала это.

Киран и Генри смотрят на меня, на их лицах написано замешательство, а я делаю глубокий вдох.

— Ну... хотя я не могу себе этого представить, но будем надеяться, что они усвоили урок, — слабо говорит Лорен, пытаясь подбодрить меня.

— Знаешь, я всегда восхищалась твоим оптимизмом.

Боже, надеюсь, она права.

Глава 36

Генри

— Можем мы остаться дома и пообниматься? — спрашивает меня Ник, широко раскрыв глаза, и ее взгляд мечется между диваном и мной. — Мне не хочется быть на людях.

С тех пор, как Эрик сообщил нам плохую новость, она совсем пала духом, ее искорка померкла. Как всегда, она пытается