Наставница для наследника престола - Елена Александровна Романова

И я больше не позволяю себе даже глаз поднять.

Сердце сжимается от жалости, а потом ликует от ощущения торжества.

Когда из комнаты уносят десятого, я чувствую усталость. Голова слегка кружится.

— Я могу попросить что-нибудь горячее и сладкое? — спрашиваю. — И посмотрите, есть ли еще дети? Я успею.

За все это время я не обращала внимание на присутствующих, а теперь поднимаю взгляд. Заставшие изумленные лица, вопрошающие и взывающие ко мне, как к чему-то непостижимому. Да и Норман теперь смотрит иначе — с благоговением. Господин Фулз тотчас отправляет одного из своих помощников за едой и горячим травяным чаем, а ко мне обращается с глубоким уважением:

— Велено только десять, ваше сиятельство. Я не могу рисковать вашим здоровьем.

— Я не устала.

— Я не могу ослушаться милорда-регента, — Фулз почтительно склоняет голову, — но я буду счастлив видеть вас завтра. И в любое время, угодное вашему сиятельству.

Я с печалью смотрю на дверь — сколько еще за ней детей, которым нужна помощь? Теперь, когда я поняла, насколько важен мой дар, разве я смогу променять его на замужество или статус мьесы? Кажется, я больше не имею на это права. Еще в Арвале я поняла, что оказалась в этом мире, чтобы изменить его к лучшему. Насколько сумею. А главное, я чувствовала ответственность за Кайла. За то, какие уроки он вынесет из своего детства, каким станет и захочет ли изменить Равендорм.

Великий герцог прав — иногда мы отказываем себе в счастье ради счастья других.

Меня пронзает тонкая холодная игла боли.

Я пошатываюсь, вдруг ощущая накатывающую слабость. Нил бережно усаживает меня в кресло. Он передает мне принесенный чай и сладкую, щедро усыпанную сахарной пудрой, булочку. И пока я ем, безотрывно глядит на меня.

— Спасибо, леди Неялин, — говорит лорд Фулз, когда я собираюсь покинуть госпиталь. — У вас исключительный дар. Я напишу его светлости, что вы несказанно нам помогли.

Экипаж ожидает нас во внутреннем дворе. Господин Дериш помогает мне взобраться в салон, становится на колено, бережно и осторожно поправляет подол моего плаща. Огромными ручищами — мягко и аккуратно, словно боясь навредить. А потом он садится напротив и смотрит в окно, будто давая мне отдых даже от своего присутствия.

Я тоже задумчиво гляжу на Гнемар. Что-то ускользает… Или являет свою безобразную суть — передо мной встает это незримое «должна». И я внутренне усмехаюсь. До чего я докатилась?

Отметаю все эти терзания.

Во дворец приезжаю как раз к заседанию Совета. Вопросы выдачи патентов, торговли, ввоза и вывоза — все это обсуждается часами прежде, чем попасть в виде предложения на стол его светлости регента Равендорма. Кайл должен научится видеть ситуацию изнутри, принимать решения, знать обо всем, что происходит в его стране.

Ловлю на себе внимание лорда Варлоса. В последнее время он присмирел, и между нами, наконец, воцарилось подобие нейтралитета. Я бы назвала это безусловным миром и принятием, если бы не сальные взгляды, которое он иногда бросал. Вот и сейчас, стоит мне на секунду отвлечься, оскаливается и пожирает глазами. Я вопросительно вскидываю брови, провожу по горлу большим пальцем, показывая, что на тренировке отсеку ему голову. А Нико широко улыбается, поигрывая бровями.

— Леди Неялин, — в зал совета неожиданно входит барон Роул.

Он делает поклон, подходит ближе и сообщает:

— Ваш отец сегодня будет выслан из столицы. Он просит о встрече с вами. Его светлость уведомляет вас, что вы можете попрощаться.

Просьба Чезара — это своего рода последнее слово. Мне не нужны его извинения, но ради памяти Неялин, для которой это могло быть важным, я выделю на это бесполезное покаяние пять минут жизни.

Встреча была организована, слава Богу, не в темнице или допросной. Чезар, разом постаревший, осунувшийся и мрачный, ждет меня в одном из залов в южной части дворца, принадлежащей Великому герцогу. Он стоит у окна, страшно ссутулившись.

— Я слышал ты не отказала матери, — произносит он, увидев меня. — Надеюсь, и мне не откажешь, Нея.

Он разворачивается, смотрит на меня пустыми глазами. Потрепанный, но не избитый. Но совершенно точно, почти сломленный.

— Ты обезглавила собственный род, — говорит осуждающе, но без злости. — Ты никогда не сможешь смотреть людям в глаза без стыда. Твой отец теперь ссыльный, лишенный всех заслуг и регалий. Двор тебя не примет, Нея. Народ Равендорма — тем более. Пока не поздно, попроси герцога снять с меня все обвинения. Я устрою твою жизнь. Все забудется.

Снова ложь.

— Я не могу влиять на решения лорда Элгариона. Он просил его не беспокоить. И я не стану.

Чезар резко вскидывает голову.

— Что? — вопрошает шепотом. — Я умру там, понимаешь? Умру!

— Куда тебя отправляют?

— На восток. К самой границе.

Он смотрит на меня с затаенным страхом, а я произношу без эмоций:

— Я не могу нарушить запрет его светлости до его свадьбы. Она состоится через месяц. Придется подождать.

— Нет, — качает головой отец. — Даже месяца много. В стылом доме. Без слуг. Я уже стар, Неялин. Попроси за меня. Умоляй его!

— Это невозможно.

Чезар подступает, но не решается меня тронуть. Только глядит побелевшими глазами и загнанно дышит:

— Ты — не моя дочь… Нет, ты не Неялин. Она никогда бы не поступила так со мной. Она была тихой, доброй девочкой. Моя Неялин не осмелилась бы…

— Твоя Неялин умерла, — бросаю ему в лицо, разворачиваюсь и ухожу.

Каждый мой шаг в тишине вторит глухому удару сердца. И какое-то время Чезар молчит, не понимая, что я не передумаю. Он бросается следом:

— Попроси его! Я не хотел! Ты знаешь! Помоги мне! Помоги!

Я молча выхожу. Дверь за мной захлопывается, а отец кричит вдогонку: «Это будет на твоей совести!»

Барон Роул, ожидающий в небольшой приемной, прекрасно слышит последнюю фразу, но его лицо остается беспристрастным, лишь по стеклам темных очков скользят тени.

Глава 39

ААРОН ГЕРЦОГ ЭЛГАРИОН

«Вы не позволите мне почтить память мужа, посетив его могилу?»

«Я заперта в собственных покоях и не имею возможности выйти. Вы превратили меня в пленницу, и даже мои фрейлины не допускаются ко мне!»

«Я