Лучший книжный парень - Холли Джун Смит

— Ох, Люк. — Я слышу беспокойство в ее голосе. — Мне грустно думать, как долго ты в таком положение, и никто даже не будет тебя проверять.

— Роб пишет мне почти каждый день.

— Мне нужен его номер телефона.

— Зачем?

— Потому что ты не в порядке. Когда ты не ответил, я подумала, что, может быть, ты просто не разговариваешь со мной, и это нормально, но я беспокоилась о тебе. Я знаю, что могу быть чрезмерно драматичной, но когда я направилась сюда, то искренне думала, что мне, возможно, придется выламывать твою дверь, чтобы обнаружить тебя лежащим на полу со сломанным бедром или что-то в этом роде.

— Господи, я не такой уж старый.

— Знаю, но иногда у меня разыгрывается воображение. В любом случае, я была бы признательна, если бы в твоей жизни был кто-то еще, просто на всякий случай.

— Прости, что заставил тебя волноваться.

— Я волнуюсь. Всегда буду волноваться. Давай я принесу тебе воды.

Когда она уходит, мое лицо морщится, плечи трясутся, словно я вот-вот расплачусь, но слезы застревают во мне. Я ненавижу, что она видит меня таким. И ненавижу, что мне не все равно. Мое горе — это все, что у меня осталось от моей жены. Я должен чувствовать себя так каждый день. Я ложусь на спину и опускаю голову под воду, позволяя всему улетучиться. Когда я выныриваю, чтобы глотнуть воздуха, Кара стоит со стаканом в руке и смотрит куда угодно, только не на меня.

— Где у тебя запасное постельное белье? Я сменю тебе простыни, пока ты будешь приводить себя в порядок.

— В шкафу в прихожей. — И она снова ушла. Я выпиваю воду, и ледяная жидкость, покрывающая горло изнутри, кажется резкой по сравнению с тем, как горячо все остальное тело.

— Люк, — зовет она. — Здесь есть что-нибудь, что мне нельзя стирать?

— Что ты имеешь в виду?

— Что-нибудь особенное. Например, этот шарф. — Она снова появляется в дверях, голос у нее сдавленный, и когда я смотрю на ее лицо, понимаю, что она уже знает. Я не знаю, расстроен ли из-за того, что она его обнаружила, или из-за того, что она это явно понимает.

— Не могла бы ты просто положить его на мой прикроватный столик, пожалуйста.

— Хорошо. Я с ним очень осторожна, — говорит она тихим голосом. Не могу дышать, поэтому снова погружаюсь под воду и выныриваю как раз вовремя, чтобы увидеть, как она направляется по коридору. Я медленно выбираюсь из воды и тянусь за полотенцем. Она оставила для меня чистую футболку и спортивные штаны у раковины.

Вернувшись в свою комнату, вижу, что Кара сменила постельное белье, раздвинула шторы и широко распахнула окна. В воздухе чувствуется холод, но я ценю свежесть. Сворачиваю шарф Хизер и кладу его обратно в ящик прикроватной тумбочки. Кара убрала все мои пустые чашки из-под кофе и хлопьев. Подумываю о том, чтобы спуститься, но, стоя наверху, слышу, как она собирает посуду в посудомоечную машину.

— Эй, Люк, — зовет она. — Хочешь поваляться на диване или вернуться в постель? — Я ценю разрешение не выходить из своего пузыря.

— В постель, — я кричу, но мой голос все еще хриплый.

— Хорошо. Устраивайся поудобнее. Я принесу тебе что-нибудь поесть.

Забираясь под одеяло, я никогда в жизни так не ценил чистые простыни. Они прохладные и свежие, и мне снова становится стыдно при мысли о том, как долго я валялся в грязи. Я жалкий, отвратительный разгильдяй.

— Пора садиться, приятель, — говорит она, возвращаясь в комнату, немного более бодрая. Я делаю, как она велела, и она подкладывает мне под спину дополнительную подушку.

— Ты заставляешь меня чувствовать себя столетним стариком, — стону я, хотя именно так чувствует себя мое печальное, ноющее, уставшее тело после того, как я обходился с ним на этой неделе. Она нашла на кухне поднос и поставила на него маленькие тарелочки с разными вкусностями: тостами, фруктами, сыром, орехами, свежевыжатым соком. Все так вкусно, что кажется, будто меня ударили кулаком в грудь.

— Не была уверена, что тебе понравится, поэтому принесла несколько блюд. Как ты себя чувствуешь?

— Я в порядке. Просто тоскую.

— Хочешь, чтобы тебя подбодрили или остаться в тоске?

Как она это преподнесла.

— Остаться в тоске.

— Хорошо. Тогда давай просто найдем безопасный способ остаться в тоске. Хочешь, я останусь ненадолго?

— У тебя нет планов?

— Я освободила остаток дня. — Что ж, теперь я чувствую себя виноватым. Я не должен был мешать ей жить, заражая ее своим несчастьем.

— Мне жаль. Я не хочу все время грустить. Хотя бы ненадолго.

— Я понимаю тебя, приятель, — говорит она, похлопывая меня по руке. — Как насчет того, чтобы заключить сделку и больше не извиняться за свои чувства, хорошо? — Мы молча сидим, пока я ем. Я и не подозревал, насколько голоден и как мало ел за последние несколько дней. — В последнее время у тебя часто возникало такое чувство?

— Какое-то время его не было. Раньше все время было так, а потом волны расходились все дальше, и я думал, что у меня все в порядке, но потом меня настигла еще одна волна.

— У меня тоже такое бывает. Иногда грусть затмевает все хорошее. Она раздвигает занавеси вокруг тебя и заставляет чувствовать, что это единственное чувство, которое у тебя когда-либо будет. Но я знаю, что мне не все время грустно, и не думаю, что тебе грустно все время. Я видела, как ты смеешься и улыбаешься, но тогда ты чертовски хороший актер, если все это было притворством.

Она понимает. Иногда мне хочется жить только в тоске. Иногда у меня разрывается сердце от того, что Хизер никогда не видела этого места, что ее вещи не разбросаны повсюду. Мне пришлось обустраивать новый дом без нее. В другие дни я этому радуюсь, потому что мне было бы так тяжело повсюду видеть ее призрак, но потом чувствую себя виноватым из-за того, что радуюсь тому, что ее здесь нет, даже если эта мысль длится всего миллисекунду.

Быть