Любовь моя, Анайя - Ксандер Миллер

После наступления темноты ребенка, положенного в пустой ящик из-под соленой рыбы, похоронили в зарослях рядом со старой взлетной полосой. Сабина заговорила первой. Рассказала, что, когда началось землетрясение, она рожала, и вдруг стены вокруг нее рухнули, как стены Иерихона.

— Только трубы не вострубили.

После этого схватки прекратились.

— Как будто малыш понимал, в какой мир он приходит, и передумал появляться на свет.

Больше всего Сабина удивлялась, почему Бог позволил ему пережить землетрясение только для того, чтобы убить его сейчас холерой.

— Какой в этом смысл? — вопрошала она.

Надгробную речь произнесла проститутка по имени Се Азу, матриарх и глава их общины.

— Бог дал нам тела не для того, чтобы мы губили их проституцией, — сказала Се Азу. — Однако жить на этом острове — все равно что взбираться на гору задом наперед. Приходится время от времени оборачиваться, чтобы посмотреть, что впереди, и когда это делаешь, будущее выглядит мрачным. Хотя мы все заслужили право сказать: «Я не могу тебе помочь, у меня своих проблем по горло», ни в коем случае нельзя этого говорить. Даже если война идет за каждый кусок хлеба, — заключила женщина, — давайте не воевать с соседями.

После погребения, когда ящик опустили в яму и забросали землей, Анайя подошла к сестрам д’Айити.

— Фабиола рассказала мне, зачем ты пришла, — сказала Сабина. — Но в Порт-о-Пренсе тысяча бруэтье. Почему ты считаешь, что мы говорим об одном и том же?

Анайя показала Сабине ее имя на накладной.

— Есть только один способ убедиться, — ответила женщина. Нырнув в палатку, она вернулась с телефоном-раскладушкой. — Pagen chaj[148].

Анайя дошла вслед за ней по узкому проулку до угла, где юный бизнесмен за плату заряжал электрические устройства от автомобильного аккумулятора. Сначала он протестовал, потому что Сабина была должна ему денег, но Анайя заплатила авансом. Паренек взял телефон и подключил к зарядному устройству.

Сабина открыла раскладушку.

— Пока он загрузится, пройдет вечность, — сказала она. Когда экран наконец вспыхнул, она стала просматривать галерею. — Я сделала этот снимок в Аллигаторовом тупике.

Анайя взяла телефон и взглянула. Фотография служила доказательством апокалипсиса. Дешевая вспышка осветила завалы, в полумраке напоминавшие пурпурные холмы. На заднем плане пылал пожар, и пепел улетал в темноту. На переднем плане застыла между двумя оглоблями неподвижная фигура. Казалось, мужчина оглянулся вовсе не на фотографа или что-то еще, он всматривался в густые клубы пыли, вихрящиеся над столицей.

Сабине не было нужды спрашивать, он ли это. Она сразу все поняла по лицу девушки. Одного взгляда на фотографию было достаточно, чтобы раздуть потухшее пламя любви Анайи к Зо. Огонь вспыхнул с новой силой, и Анайя засияла посреди этой тусклой улицы, как свеча.

Сабина вывела Анайю переулками на авеню Хайле Селассие, где уцелела стена школы, служившая теперь информационным стендом. Она была увешана десятками объявлений, вывешенных в основном церквями, благотворительными организациями и людьми, ищущими своих близких. Сабина сорвала оранжевую листовку с черным текстом. Это оказалась афиша «Апокалиптической вечеринки», намеченной на день годовщины землетрясения. Тем, кто на нее придет, сулили музыку, алкоголь и развлечения.

Внизу листка размещалась реклама боксерского поединка, напечатанная таким мелким шрифтом, что ее трудно было разобрать. Зрителям был обещан «бой, который положит конец всем боям» — битва между чемпионами: беглым преступником по имени Фум и вызвавшим его соперником, которого звали Зо.

2

«Бой, который положит конец всем боям» был идеей Зо. После встречи с доктором Венсаном Леконтом на дорожной развязке в Табарре он велел Сабаля, чтобы тот устраивал более тяжелые и опасные схватки.

— Хочешь дуэль на пистолетах? — осведомился Сабаля.

— Я хочу выйти на бой, который положит конец всем боям, — ответил Зо.

Сабаля посмотрел на лицо Зо, его мрачные глаза, поникшие плечи и сказал:

— Возможно, ты в нем уже участвовал и проиграл, — тем не менее мысль Зо пришлась его промоутеру по душе, и он решил устроить такой матч. — Единственное, что нам нужно, — достойный противник, — заявил он.

И они нашли его в лице бандита, сбежавшего из тюрьмы во время землетрясения, — известного головореза с оружием и безо всяких угрызений совести, который уверился, что сам Господь простил и благословил его.

— Благословил на что? — спросил Зо.

— Этот тип утверждает, что сам вызвал землетрясение, чтобы вырваться на свободу, — объяснил Лафортюн. — Кто-то должен доказать ему обратное.

Финансового менеджера Сабаля, доку в своем деле, прозвали Манаже́. Совет Манаже оказался прост:

— Не ввязывайтесь в это. Не видать вам победы как своих ушей. Если Зо одержит верх на ринге, кто-нибудь из приспешников этого бандюги вас пристрелит. Если нет — значит, вы проиграете свой первый матч.

Сабаля сообщил Зо, что поединок назначен на годовщину землетрясения.

— Представь себе: две сцены, живая музыка, прилавки с пивом, настоящий ринг. Тусовка называется «Апокалиптическая вечеринка», и ваш бой — ее главное событие.

— Гонорар? — осведомился Зо.

Сабаля улыбнулся.

— Это главная фишка, парень.

Он положил руку на плечо Зо и назвал такую огромную цифру, что все приумолкли, даже сам Сабаля.

— Человек, с которым ты дерешься, — заметил Манаже, — не заурядный преступник. Он убийца. И может прикончить тебя — с помощью ножа, или магии, или кивнув одному из своих приспешников.

— У тебя были другие планы? — поинтересовался Сабаля. — Может, ты хотел поставить свечку в католической церкви? Ой, точно, я и забыл: собор ведь рухнул на головы семидесяти двух прихожан, стоявших на коленях. Архиепископ тоже погиб. — Шофер посмотрел на Зо. — Побив этого отморозка, ты окажешь услугу государству. Накостыляй ему ради общества, Зо. Копы не могут его поймать. По их словам, его не существует.

— Не надо меня уговаривать, — ответил Зо. — Я буду драться.

* * *

В утро матча Зо проснулся на высоких холмах над Мартиссаном, в туманном Леклерк-Бидонвиле. Молодой мужчина коротал зиму там, играя в кости и домино и делая ставки на петушиных боях. Кто-то срубил дерево, под которым он ночевал, и продал дрова на уголь, так что у Зо не было укрытия. Он отыскал свою бутылку и провел утро на пне, допивая остатки ее содержимого и разглядывая город под пасмурным небом.

В полдень Зо совершил утренний туалет, для чего пересек в нараставшей жаре длинный замусоренный двор. Хотя поселение находилось на небольшой речке, не иссякавшей круглый год, жители отказывались из нее пить, потому что было известно, что она заражена холерой. Десяток попивших из нее скончались. Когда поставки питьевой воды прекратились, людей так измучила жажда, что они откопали муниципальную водопроводную трубу и пробили ее. Голые