Красавица - Валерия Аристова

молилась о его упокоении, она проклинала тех, кто сделал с ним такое. Она просила отца оставить Диану ее судьбе, но он не послушал ее, боясь и за ее, Кристины, жизнь. Теперь же он мертв, а она в опасности. Опасность была повсюду. Кристина то бросалась в церковь к ложу отца, где он лежал окруженный свечами и благовониями, то поднималась к себе и начинала складывать вещи. Служанки сбивались с ног, то начиная паковать сумки, то разбирая их вновь. Кристина рыдала, а ближе к ночи все же решила ехать в Париж. Охрана ее была велика, и вся свита с факелами, вооруженная до зубов, в темноте покинула замок, где любящая дочь из страха за свою жизнь бросила любимого отца на ложе в церкви, а не в семейном склепе. Нервы ее были на пределе, Кристина боялась всего, каждого шороха, и остановиться приказала только к вечеру следующего дня, когда наконец-то утомилась сама, а люди и лошади падали с ног.

Место остановки было выбрано не случайно. Это был укрепленный женский монастырь кармелиток, и никто не мог бы проникнуть в обитель святых монахинь. Кристина выбрала для себя спальню на последнем этаже гостевого домика, и уснула, только коснувшись головой подушки.

Проснулась она от того, что ей кто-то умело сунул кляп в рот. Сильные мужские руки связали ее, накинули ей на голову мешок, и вот она уже на плече у своего похитителя, не в силах сопротивляться, только жалобно мыча, спускается вниз по лестнице.

Куда ее несли Кристина не знала, но прошло совсем немного времени, когда похититель вошел в помещение, захлопнул дверью, опустил ее на пол.

— Мадам прибыла, — сказал незнакомец, потом снял с ее головы мешок и яркий свет свечей ударил Кристине в глаза.

Она была в небольшой церкви, освещенной, как для праздника. Церковь эту она хорошо знала. Это была молельня матери-настоятельницы монастыря кармелиток, куда допускались только избранные, и Кристина, конечно же, была среди них. Подняв голову, она увидела и похитителя. Он стоял над нею и улыбался.

От его улыбки закружилась голова. Молодой человек явно благородного происхождения, был красив яркой мужественной красотой. Ценительница мужчин, Кристина готова была на роль жертвы при таком похитителе. Она тут же успокоилась, решив, что ее похитили с целью, которая не могла быть для нее неприятной. Если он хочет изнасиловать ее или жениться на ней, она не могла ему отказать.

— Кто вы такой? — спросила Кристина, пытаясь встать на ноги.

Он пожал плечами, потом отвернулся от нее, и посмотрел куда-то в сторону. Открылась дверь и вошла мать-настоятельница в окружении сестер.

— Приступим, матушка, — похититель встал на колени и поцеловал настоятельнице руку, — мадам готова.

— Вы согласны? — обратилась настоятельница к Кристине. В голосе ее было недоверие, но лицо выражало печаль и решимость.

— Я..., — она посмотрела на молодого человека и решилась, хотя это была самая большая авантюра в ее жизни, — я... я согласна!

Несколько неизвестно откуда взявшихся монахинь потащили ее к алтарю, накинули на голову накидку, а священник, старичок, которого она тоже хорошо знала, отец Иероним, ходил вокруг нее со свечами и молитвами. Заиграл орган, и Кристина замерла, одновременно радуясь, а с другой стороны понимая, что что-то идет не так. Ее предполагаемый жених стоял в стороне, священник читал совсем не брачные молитвы. В прошлый раз она выходила замуж при большом сборище народу, и отец вел ее к алтарю, сейчас же могло быть все иначе, но она не знала, как должно быть. Неожиданная гибель отца, записка Дианы, похищение и усталость окончательно выбили ее из колеи, от аромата ладана и протяжной музыки органа Кристину клонило в сон, и очнулась она только когда священник стал обрезать ее волосы, а монахини принесли облачение своего ордена. Тут Кристина все поняла, вскочила, закричала, но спешный обряд ее над нею был уже проведен, и осталось только формальное облачение. Свое имя, данное при крещении, она могла забыть. Отец Иероним нарек ее Марией в честь Пресвятой Девы, которой она должна была теперь служить в условиях строгого аскетизма. Кристина рыдала и вырывалась, но все же была облачена в монашеское одеяние, голова ее была покрыта черным покрывалом в знак ее принятия строгих обетов, а поверх одеяния наброшен белый плащ в знак ее чистоты перед Господом.

Ее красивый похититель стоял в стороне. Черные волосы немного растрепались, лицо спокойно и сосредоточено. Глаза их встретились, и Кристина, теперь уже сестра Мария, обрушила на его голову все знакомые ей проклятия, от которых у сестер и матери-настоятельницы глаза полезли на лоб. Ее увели в ее новое жилище, а Ролан де Сен-Клер очень довольный собой, но боявшийся реакции Дианы на его поступок, подошел к настоятельнице.

— Благодарю вас, матушка, — он склонился перед ней, — эта женщина сама не ведает, что творит. Ей нужно очищение от тех чудовищных грехов, которые она совершала. Пусть Господь будет милосерд к ней.

Настоятельница тоже склонила голову и прошептала молитву:

— Ваше щедрое пожертвование в пользу нашей церкви поможет сестре Марии стать добрее и обрести невинность юной девушки, — проговорила она. Ему казалось, что мать-настоятельница улыбается, но устав запрещал улыбаться, поэтому, конечно же, ему это только показалось.

— Я уверен, что сестра Мария сама пожелает сделать еще более значимые подарки вашему монастырю. А ее мачеха, конечно же, одарит вас без всякой меры.

Старая монахиня склонила голову и снова зашептала молитву. Ролан откланялся и бросил взгляд на статую Святой Девы. На голове ее возлежал брачный венец Дианы де Вермандуа, подарок ее супруга, сиявший алмазами, который Диана в спешке захватила с собой вместе с еще несколькими драгоценностями. Ролан рассудил, что венец будет напоминать Диане о ее муже, поэтому без зазрения совести преподнес его в дар монастырю.

...

Дело было сделано. Ролан вышел из церкви, прошел вдоль ее стены, вошел в гостевой дом, поднялся в комнату, где давно спала Диана, расстелил плащ на полу и лег.

Но сон не шел.

Диана спала в двух шагах от него, и он слышал ее спокойное дыхание.

Сначала он пробовал молиться. Потом сел на пол, и стал созерцать ее руку, лежащую поверх одеяла. На Диане, конечно же, та же сорочка, которую он видел несколько дней