Уроки во грехе - Пэм Гудвин

– Мы уже говорили об этом. – Я вздохнула. – Я просто хочу понять, как ты это сделал.

– Продавал акции, перемещал активы, продавал одни компании и покупал другие, несколько раз менял…

– Сколько женщин ты соблазнил, чтобы они продали тебе бизнес?

– Нисколько, – резко ответил он, разозлившись. – Никаких женщин. Как ты могла такое подумать?

– Я не подумала, просто… Ты что, успел сделать это все за шесть месяцев?

– Да.

– И одновременно преподавал в академии?

– Я вел только два урока. А остальное время наращивал капиталы. – Он бросил на меня взгляд. – И я продал академию.

– Чтобы купить бизнес Кенсингтонов?

– Чтобы инвестировать в тебя.

– Ты спас меня. – Я покраснела.

– Не потому, что ты нуждалась в спасении. А потому, что я вижу, насколько ты умна, какой у тебя высокий потенциал и как ты подпитываешь самое лучшее, что есть в моей душе.

У нас была связь на всех уровнях – мыслей, тела и души. И теперь эта связь словно поглощала меня целиком.

В следующем квартале он подвел меня к красивому зданию со стоящими в дверях швейцарами. Я посмотрела наверх.

Отель «Кенсингтон».

Один из сотен люксовых отелей по всему миру.

– Ты его владелец? – засмеялась я, мотая головой.

– У меня есть и много больше этого. – Он завел меня внутрь, положив руку мне на талию.

В фойе было много народа, и все они расступались перед ним. Не потому, что он был владельцем гостиницы. Никто об этом не знал. Нет, все расступались потому, что он держал себя как большой начальник, как человек высокого статуса, излучая уверенность в себе и силу.

Он остановился у лифтов и притянул меня к себе, приблизив лицо к моему.

– Скажешь мне что-нибудь, прежде чем мы поднимемся?

Ведь в тот момент, когда мы оба зайдем в лифт, сказать будет уже нечего. До тех пор, пока мы не утолим наш неуемный голод. А на это потребуются часы. А то и дни.

– В последний раз, когда мы виделись в церкви, ты сказал мне, чтобы я выбрала тебя. – Я судорожно вздохнула. – И я выбрала. Самым лучшим из известных мне способов.

– Тинсли, – хрипло произнес он, проводя рукой по моей шее. – Я знаю, детка.

– Я люблю тебя, – прошептала я, чувствуя подступающий к горлу комок.

– Я безумно люблю тебя. – Он убрал волосы с моего лица и заткнул выбившуюся прядь мне за ухо. И так и не убрал руку.

– Я тоже. Очень-очень.

Он взял меня за волосы.

– Ты меня убиваешь, принцесса.

– Ты говорил мне, что я должна совершить прыжок веры. Надо было. Надо было верить, что ты обо всем позаботишься с самого начала.

– Соверши его сейчас.

Я нажала на кнопку вызова лифта. Прозвучал звонок. Дверь отворилась, я вошла в пустую кабину с отчаянно колотящимся сердцем.

Он прошел за мной, и жар в его взгляде отражал притяжение, которое испытывали мы оба.

Двери закрылись, и он подался вперед. Я отшатнулась, прислонившись к стене. Он наступал, пока наконец я не ощутила тяжесть его тела. Он коснулся губами моих губ. Дотронулся до моего лица, до моих волос, и его руки начали блуждать по моему телу, отчаянно и ненасытно.

Лифт поднимался вверх, а он приподнял меня, прижав к стене, и я обвила ногами его бедра. Наши губы сплавились воедино, языки скользили все сильнее, утоляя ненасытный голод, они кружились, словно двое грешных влюбленных, воспаряющих в рай.

– Простите меня, отец, – выдохнула я, – ибо я согрешила.

Его пальцы скользнули мне в трусики, в мою влажность. Я застонала.

– С последней исповеди прошло шесть месяцев.

– Расскажи мне. – Он лизнул мой язык, а его рука скользнула по моему влажному горячему лону.

– Я мастурбировала все шесть месяцев, думая о своем любимом священнике.

Из его груди вырвался долгий стон.

– Ты меня убиваешь.

– Каково мое покаяние?

– Быть со мной до конца жизни.

– Ладно. Я останусь с тобой навечно, и ни минутой дольше.

Он слегка наклонил голову, терзая мои губы, а его пальцы заскользили у меня между ног. Наслаждение нарастало. Страсть расцветала. Его твердый стояк в брюках упирался мне в низ живота, желая вырваться из своего заточения.

Когда лифт приехал на верхний этаж, он, не отрывая губ от моих, понес меня по коридору. Я мельком разглядывала пентхаус – темное дерево, хрустальные бра, мягкие ткани. Мне было плевать на люксовое убранство – единственное, что меня занимало, это он.

Ему пришлось поставить меня на землю, чтобы раздеть. Мы обнажились за пару секунд и пошли к главной спальне, натыкаясь на стены, глядя друг другу в глаза и сливаясь губами в поцелуе.

Мы встали перед кроватью, оба голые, задыхающиеся. По моим венам текла любовь. Обжигающая, дикая, безмерная.

Шесть месяцев разлуки еще крепче связали наши сердца. Это время проверило нашу связь на стрессоустойчивость и сделало ее еще более прочной. Я чувствовала, как разгорается пламя – мы подошли друг к другу, наши тела сплелись, руки соединились, губы соприкоснулись, сердца забились в унисон.

Он положил меня на кровать и медленно, не спеша начал целовать каждый сантиметр моего тела. Сначала он был нежным. Терпеливым. Любящим. А потом его истинная сущность взяла над ним верх.

Его поцелуи стали укусами, нежные поглаживания превратились в хлесткие пощечины и синяки. К тому моменту, как он перегнул меня через колено и начал шлепать ладонью по ягодицам, он уже рычал и неистовствовал, а его член был тверже стали.

Я билась и стонала, пытаясь вырваться из невыносимого пламени его ударов. И мне это нравилось. Мне этого не хватало. Ничто не могло сравниться со страстью и лютостью этого мужчины, с его кипящей жизненной энергией.

В следующие несколько часов он много раз доводил нас до края. И наконец он бросил меня на кровать и прижал член к моей киске. Я вся тряслась, задыхаясь, впиваясь ногтями в уже оставленные на его груди отметины.

– Магнус. – Я рассвирепела, сжала его накачанные ягодицы, пытаясь притянуть его бедра к своим. – Ты мерзкий сукин сын. Трахни меня. Умоляю, вставь в меня свой член.

Он повел бедрами и застонал одновременно. Потом он погрузился в меня, овладевая моим телом. Он трахал меня как животное, как первобытный свирепый человек. А потом вдруг начинал заниматься со мной любовью, как мой защитник, внимательный и нежный.

Я видела перед собой и учителя, и священника, и грешника, и садиста, и величайшего любовника из всех, и верного защитника.

Наша связь была нерушимой, и это была самая большая награда, дарованная мне судьбой.