Теория гибрида - Пенн Кэссиди

Первые несколько дней после пробуждения я провела, колотя в дверь этой темной тюрьмы, крича, умоляя, угрожая и вообще зря тратя свое время. Если кто-то и слышал меня, им было все равно. Мои мысли вернулись к той самодовольной улыбке на лице Саванны, когда дротик вонзился в мою кожу. Зная ее, она, вероятно, уже сбежала обратно к Августу. Меня охватило отвращение. Эта женщина была в моем гребаном списке, рядом с Райаном, Карсоном, доктором Беллами и всеми людьми, которые когда-либо были на стороне врага.

Мне было интересно, что сейчас делают остальные. Наверняка прошли недели с тех пор, как я пропала. Они искали меня? Они должны были искать, верно? Они не оставили бы меня запертой в этой камере на милость этих… людей? Были ли они людьми? Я понятия не имела. Мои чувства были не так сильны, как обычно. За последние недели они воткнули в меня столько игл, что кто знает, какие успокоительные текли по моим венам.

Прошло несколько дней с тех пор, как меня в последний раз забирали из палаты. Я то впадала, то выходила из химического сна без сновидений. Было дезориентирующе просыпаться от того, что за моими веками не было ничего, кроме черноты, а когда я открыла глаза, ее стало еще больше. Становилось все труднее сказать, проснулась ли я на самом деле. У меня было такое чувство, что им это нравилось, как будто для них это была какая-то игра.

Я скребла своими обгрызенными ногтями по цементной стене, глубоко врезаясь в нее снова и снова, когда услышала звон металла о металл. Я прекратила свои праздные движения, все мое тело напряглось. Едва дыша, я услышала, как дверь в мою камеру со скрежетом открылась. Это была тяжелая, толстая металлическая дверь с замками снаружи. В комнату просочился клин белого света, и я закрыла глаза, защищаясь от него, хотя и стояла спиной к нему.

Шаги. Мягкие, неторопливые шаги. Только один человек вошел в камеру, позволив двери закрыться за собой. На этот раз она не заперлась. Я не двигалась, не говорила, не оборачивалась и даже не дышала. Кто бы это ни был, он просто стоял позади меня в темноте, но потом зажегся свет.

Я вздрогнула от внезапной вспышки яркого света и уткнулась лицом в сгиб локтя. Они никогда раньше не включали свет в этой комнате, и хотя могу сказать, что он был тусклым, он все еще горел. Стук сердца другого человека был ровным, он говорил мне, что он совершенно спокоен и не боится меня.

— Посмотри на себя, — раздался глубокий, знакомый голос, от которого осколки льда пробежали по каждой жилке. Он цокнул языком, делая два маленьких шага ко мне. — Слабая, как всегда. Жалкая маленькая сучка.

Я не хотела оборачиваться. Не хотела видеть его лицо, эти глаза, эту самодовольную ухмылку. Не из страха, скорее из отвращения. Я давным-давно перестала его бояться.

— Я знаю, что ты не спишь и слышишь меня, Сиренити, так что прекрати играть. Ты зря тратишь мое и свое время.

Медленно приоткрыв глаза, я впустила внутрь слепящий свет, позволив ему обжечь сетчатку, но у меня не было слез, которые могли бы унять боль. Я смотрела на цементную стену, исцарапанную и облупившуюся от нескольких дней царапанья. Пол тоже был цементным, холодным и пах отбеливателем даже после стольких недель. Сев, я развернулась, прислонившись спиной к стене, и неторопливо откинулась назад, обхватив руками колени, которые небрежно подтянула поближе к груди.

Карсон Бэйджли все еще выглядел таким, каким я его помнила — ни единого торчащего волоска, золотистый, загорелый, красивый и самодовольный. Ничего так сильно мне не хотелось, как выбить ему все зубы до единого и заставить проглотить их. На нем был один из его знаменитых светло-серых костюмов, который выделял его, хотя никогда не понимала, почему он настаивал на том, чтобы одеваться как какой-нибудь скучный юрист средних лет.

Я растянула губы в натянутой, горькой улыбке, демонстративно переводя взгляд с его мокасин на волосы.

— О, но у меня есть все время в мире, детка, — сказала я с усмешкой, затем прищелкнула языком. — Давненько мы не виделись, Карсон. Говорят, разлука делает сердце более любящим, но начинаю сомневаться в мудрости.

Он просто улыбнулся.

— У тебя здорово получается шутить с тех пор, как ты уехала, не так ли? Я полагаю, что ты развлекалась с этими своими темными питомцами…

— Иди ты нахуй, — сказала я, обрывая его, но все еще горько улыбаясь. — Что ты получаешь от всего этого? Или ты просто выполняешь приказ Райана? Ты всегда был хорошим маленьким солдатиком.

— Райан Харкер — великий человек, — сказал он. Выпятив грудь, он демонстративно сунул руку в карман и подошел ближе. Я постаралась не вздрогнуть от его близости. — У него есть планы, и не могу дождаться, когда увижу, как они осуществятся. Ты могла бы быть рядом со мной все это время, если бы просто выполняла свою работу и держала свой хорошенький ротик на замке.

— Ты пытался продать меня, — сказала я, закатив глаза. — Ты никогда не заботился обо мне. Может быть, когда мы были детьми, в твоем мозгу размером с грецкий орех была крошечная искорка человечности, но ты такой же, как Райан. Бесхребетный, высокомерный и…

Он низко присел на корточки и обхватил пальцами мое горло, крепко сжимая. Водянисто-голубые глаза впились в мои, а его загорелая кожа покрылась красными пятнами.

— Продолжай открывать рот, и мне придется найти что-нибудь, чем его можно заткнуть. — Его дыхание обдало мое лицо, обжигая глаза острым запахом мяты. — Ты понятия не имеешь, сколько мне стоила. Ты гребаный позор. Я должен был давным-давно перерезать тебе горло и избавить себя от головной боли, но ты была нужна своему папочке живой. Жаль. Я бы хорошо провел время, трахая твой труп.

Отвращение и тошнота прокатились по мне, потому что я знала, что он не шутит. Я могла видеть это в глубине его бездушных глаз. Карсон был монстром, которого люди действительно должны бояться. Он и Райан были птицами одного полета.

— Так почему я здесь? — Спросила я, мой голос дрогнул из-за его хватки на моем горле. Было не так уж больно, но я была достаточно слаба, чтобы у меня немного перехватило дыхание. Предположу, что таков был план с самого начала — ослабить меня и поставить нас в равные условия. — Ты неделями тыкал в меня иголками. Если ты думаешь, что я закончу так же, как все остальные женщины,