Гейм-чейнджер - Рейчел Рид

      Но, вне зависимости от количества месяцев, Скотт был влюблён. До того первого волшебного поцелуя он смирился с жизнью без романтических связей. Он никак не ожидал, что всё так обернётся. Это перевернуло с ног на голову весь его мир. Теперь он любил Кипа так сильно, что едва помнил одинокие годы до него. Всего за несколько недель он понял, что хочет провести с Кипом всю оставшуюся жизнь. Это cтало поразительным открытием.

      Он хотел этого, но Кип ушёл. И Скотт понятия не имел, как его вернуть — у него отсутствовал опыт в таких делах. И, возможно, было бы несправедливо преследовать Кипа. Что Скотт мог ему обещать? Что изменится? В самом разгаре были игры плей-офф, до их окончания он точно не собирался делать каминг-аут. А после… 

      Он правда не знал. Мысль о каминг-ауте вселяла в него ужас. Во-первых, он навсегда стал бы «тем самым геем-хоккеистом». Даже если бы товарищи по команде, фанаты, пресса и спонсоры приняли его, все его достижения на льду отошли бы на второй план по сравнению с его ориентацией. 

      Скотт был настолько замкнутым человеком, насколько это возможно в его положении. У него не было аккаунтов в соцсетях. Он редко ходил в клубы или рестораны. Не стремился к публичности (к величайшему сожалению его агента). Игнорировал щекотливые вопросы в интервью и вообще мало говорил о себе. 

      Ему удавалось сохранять приватность, потому что он убедил мир, что не представлял никакого интереса. Он хорош в хоккее, старается быть хорошим человеком — и всё.

      А вот известие о его гомосексуальности мир, без сомнения, счел бы интересным. 

      Но сейчас Скотт не мог об этом думать. Следовало сосредоточиться. Его команда, его город рассчитывали на него. 

* * *

      — Хватит, Хантер! Хватит! 

      Судья грубо оттащил Скотта от лежащего на льду игрока. Скотт сопротивлялся, но вовремя подоспевший линейный арбитр схватил его за другую руку и помог оттащить от окровавленного хоккеиста Детройта.

      Скотт посмотрел на разбитое лицо соперника и на свои разбитые костяшки. Адреналин начал спадать, и до него дошло, что он натворил. 

      — Дерьмо, — выругался он. 

      Драки в плей-офф — это плохо. Глупо, безрассудно и может дорого обойтись. Скотт, как правило, не ввязывался в серьезные потасовки на льду. Он был слишком ценным игроком для этого. 

      Его соперник медленно поднялся. Скотт с облегчением выдохнул, увидев, что тот уверенно стоял на коньках. С ним всё будет в порядке. 

      Скотту и самому прилетело в лицо. Он сплюнул кровь на лёд, вновь испытав сожаление. 

      Арбитры сопроводили его до скамейки штрафников. Подкатил Хафф, держа его перчатки, шлем и клюшку, подобранные со льда. Но ничего не сказал. Скотт кивнул ему и отвёл взгляд. 

      Блядь.

      Они проигрывали 4:1 в третьем периоде. Уже которые сутки Скотт не спал больше нескольких часов. Он находился на грани срыва, а четырнадцатый номер Детройта весь вечер играл с огнём. 

      Искрой, что в итоге подожгла Скотта, стало слово, которое он научился игнорировать ещё в юности. 

      Педик. 

      И Скотт моментально сорвался. Слово, которым так часто бросались — на льду, в раздевалке — что оно почти потеряло смысл, вдруг обрело огромное значение. Когда его кулаки врезались в лицо того придурка, ему захотелось крикнуть. Захотелось, чтобы тот знал, кто именно расквасил ему морду. Хуесос, гомик, чёртов педик сейчас сломает тебе челюсть, блядь.

      Но теперь, когда всё закончилось, когда Скотт обменялся ударами с этим парнем на глазах толпы, под объективами телекамер, повалив того на лёд и продолжая бить снова и снова… 

      Блядь. Проклятье.

      Какой, нахуй, пример для подражания? 

      Скотт схватил бутылку с водой, плеснул на лицо, смывая кровь и пот. Брызнул немного в рот и сплюнул. Посмотрел на свои руки. Ссадины, но ничего серьёзного, хотя костяшки точно опухнут. Он согнул пальцы. Ничего не сломано. 

      Его мутило. Он чувствовал унижение и стыд, сидя на скамейке штрафников следующие пять минут, после того как на глазах у всей публики на арене и телезрителей полностью потерял контроль. 

      Он и правда терял рассудок. Его уносило в бурные воды. Он нуждался в якоре. 

      А пока он мог только сидеть на этой чёртовой скамейке штрафников и с горечью наблюдать, как его команда проигрывала. Опять.

* * *

      Кип чувствовал себя абсолютно несчастным. Чтобы хоть немного разогнать тоску, после работы он потащился в Barnes & Noble на Юнион-сквер. Обычно книжные магазины действовали на него успокаивающе. 

      Но на этот раз не сработало. 

      Прошла неделя с тех пор, как он ушёл из квартиры Скотта. Неделя без звонков и сообщений. Кип видел, что «Адмиралы» проиграли в первых двух матчах серии против Детройта, и не мог отделаться от нелепого чувства, что отчасти был в этом виноват. 

      В тот день Скотт должен был вернуться в город, если уже не вернулся.

      Кипу до боли хотелось увидеть его. Утренний поезд был увешан свежими рекламными плакатами Gillette со Скоттом. Кип смотрел в пол, чтобы не видеть его мужественной, чётко очерченной челюсти. Или мягких губ. Или голубых глаз. 

      Неужели между ними всё кончено? Возможно ли это? Стоит ли написать Скотту? 

      Где-то в магазине закричал малыш, и Кип понял, что уже минут пять стоял, пялясь невидящим взглядом на полку в разделе истории Европы. Он моргнул, отступил и врезался спиной в кого-то. 

      — О, боже. Простите. 

      Кип обернулся к своей «жертве» — молодому парню с блондинистыми волосами, в очках и с лёгким шарфом вокруг шеи. 

      Парнем оказался Кайл. Кип наступил на ногу Кайлу. 

      — Ох. М-м, привет, — пробормотал Кип. 

      Господи. Каковы были шансы? 

      — Кип! — воскликнул Кайл, явно ошарашенный тем, что даже в книжном магазине не cмог