Обелиск - Полин Герц

– Полагаю, что это не проблема. Я надеюсь, – он говорил как можно спокойнее, чтобы несчастный ученый не умер от стыда прямо на месте. На счет этой души указаний не было. – Все в порядке, мистер Стерн.

– Прошу, просто Фил. Так меня все зовут. А Элли еще шутит, что когда защищу диссертацию, будут звать Доктор Фил, – рассеянно улыбается просто-Фил, но тут же возвращает серьезную мину. – Хотя, я сто раз говорил, что сравнивать дешевое шоу и труды великого Монтеня…

– Фил, время позднее, не хотелось бы вас задерживать. Да и беспокоить соседей после полуночи – дурная примета. Мы можем решить вопрос? – он остановил бурный поток слов, который грозил перейти в лекцию.

– Да-да, конечно, – торопливо ответил рассеянный ученый и уже выбежал в коридор, откуда сразу начал доноситься робкий стук.

Плохой стук, потому что встречаться с той, что жила в 2В, он не собирался. Не сейчас. И не так. Но выйти вслед за новым соседом все же пришлось. И молча наблюдать, как просто-Фил сначала нервно касался синего дерева костяшкой пальца, потом сжимал кулак, а после остервенело лупил открытой ладонью, сбивая темную краску и вопя «открывай уже, твою мать».

Высокий слог. Мишель бы оценил.

Наконец, дверь распахнулась. Так же, как только что в нее барабанили – громко, резко, сердито. И на пороге возникла она. Вблизи совсем другая. Старая керосиновая лампа, зажатая в руке, слабо осветила лицо. Красивая, но не так, чтобы слишком, когда за внешностью не ищешь большего. А за ее обманчиво мягкими чертами вовсю плясало недоброе пламя, сквозило через уже заметные морщинки, которые появляются, когда брови слишком часто хмурятся, а глаза – щурятся.

Образ, что он строил все эти дни, рассыпался прахом. Уже не незнакомка, бросающая на бегу рассеянную улыбку старой даме с собачкой из соседнего дома. Перед ним стояла нахалка, подпирающая плечом дверной косяк. Сверлила недовольным взглядом, раздраженно дергала бровью и насмешливо кривила губы. А жизнь в глазах теплилась так же слабо, как коптила лампа.

Наконец, грубиянка все же вынесла ключ, демонстративно сунув под нос раскрытую ладонь. Какое воспитание.

И, когда показалось, что уже можно попрощаться без сожалений, увязалась следом, шаркая по крутой лестнице. Шипела, вылезая из-под умывальника, и за каким-то чертом оставила свою еле тлеющую керосинку. Какое великодушие.

Остаток ночи прошел спокойно, но утро принесло открытия: комнаты оказались просторными и светлыми, вода в кранах чистой, а батареи горячими. И даже единственная тумбочка, представшая в темноте рухлядью, обернулась элегантным антиквариатом.

Наблюдать за Грин-стрит изнутри оказалось непривычно, но приятно – старик Боуз не солгал. Часы показали шесть утра: вот неизменная дама с раздражающей болонкой подмышкой, вот сонный почтальон, а вот и она. Движения резкие, уверенные. И их больше: сегодня она смотрела не только вперед – сегодня она обернулась и бросила быстрый взгляд в его окна. И вам хорошего дня.

Как внизу толпились грузчики, как скрипела лестница под тяжестью купленного накануне барахла, как стучал просто-Фил, для очистки совести предлагая помощь, он не запомнил. Стоял в центре гостиной, пока паркет заполнял необходимый минимум. Оставаться в пустой квартире было бы честнее, но окружать себя вещами живых все же приятнее. И, сам того не заметив, отдал весь день недоступному последние два десятилетия простому быту. Усмехаясь, сравнивал себя с мелким лавочником, помешавшемся на хламе, но продолжал передвигать кровать и придирчиво менять местами целых две кружки. Единственная слабость – книги, что он последние дни с упоением скупал в близлежащих магазинчиках. За неимением полок томики выросли ровными башнями вокруг постели. И, черт возьми, как же ему это понравилось.

Опомнился только с приходом сумерек: электрические провода вновь пали жертвой безруких мастеров, а читать без света оказалось даже сложнее, чем доказывать соседу из 1А, почему новоселье – плохая идея. Да потому что он не тот, с кем празднуют, Фил.

А еще с приходом темноты понял: девушка из 2В была права – керосинка действительно пригодилась.

Второй раз он вспомнил о ней, когда стрелки часов уже подползли к полуночи, а снизу так и не послышался щелчок замка. Со вздохом натягивая пальто, уже прикидывал, сколько еще раз ему придется вот так незаметно ее встречать, но внезапно в тишине пустой улицы раздались быстрые шаги, и послышался слабый металлический звон. Руки уже было потянулись обратно к пуговицам, но ничего не произошло – ни ожидаемого скрипа половиц, ни предсказуемого хлопка двери.

Он подошел к окну и внимательно посмотрел на крыльцо, рассчитывая увидеть, как она поворачивает ручку. Но нет. Словно парализованная ниже пояса, стояла у двери и сжимала кулак, пока к ней нетрезвой походкой приближалось опасное нечто. Стрелка на часах замерла, потому что мысли в голове лихорадочно обгоняли время.

«Это должно случиться не так. Не сегодня», – напоминал он себе, но ноги уже неслись вниз, перескакивая через ступеньки.

Распахнул дверь, зная, что руки сами сожмут бледное горло и отбросят незваный кусок мяса на заснеженный тротуар, аккуратно, чтобы туша не сильно помяласьь. Но нет. Она решила все за него. А он почему-то подчинился.

Потому что увидел их. Полные ужаса и отчаянной силы глаза, смотревшие так остро и требовательно, исчезнут из памяти нескоро. И если вчера в них виновато разводила руками пустота, то сегодня там было все. Сейчас в них кипела адская смесь горечи и радости. Один из тех коктейлей, что неизбежно приводят к тяжелому алкоголизму. Жизнь, что билась в зелени глаз, могла затопить всю Грин-стрит, да что там – весь город. Вот он, идеальный подарок на новоселье, которого не будет.

Впрочем, наваждение длилось недолго – едва оказавшись за безопасным порогом, такая решительная еще миг назад, она робко сползала на старый паркет.

«И когда все успело пойти к черту?», – размышлял он, открывая дверь и занося обмякшее тело внутрь темной 2В.

Он здесь не за тем, чтобы таскать ее на руках, он здесь для другого. Но, все же, подчиняясь мимолетному порыву, накрыл дрожащие плечи мягким пледом и незаметно смахнул со щеки еще не успевшие высохнуть слезы. И на миг ему стало даже жаль, что уже через несколько недель 2В опустеет навсегда.

Наконец, одна дверь закрылась, а другая распахнулась – в керосинке еще осталось немного света, а значит, он успеет дочитать ту дрянную книжонку, которую в качестве подарка утром