Обелиск - Полин Герц

– И куда же тебе столько, Элли? – удивленно бормотал румяный пекарь, набивая корзинку выпечкой.

– Думаешь, многовато? А вообще, как считаешь, сколько булочек бриошь скажут «спасибо за спасение от пьяного насильника»?

«А правда, сколько?», – насмешливо наблюдая за вытянувшимся лицом через стойку, размышляла она. Какой длины должен быть багет, чтобы они с Морсом стали квитами? Три? Пять метров? Если так, то Ларри понадобится печь побольше.

Аккуратно поставив под дверь 4В еще теплую ароматную корзинку, удовлетворено кивнула самой себе, заглянула вниз, проверить, не проснулась ли Рейчел, и, отхлебнув остатки остывшего кофе, тихо выскользнула за дверь, прикидывая, сколько порнографических снимков с ее лицом и не ее телом уже украшают прозрачные стенки рабочего аквариума.

Шум редакции стих в ту же секунду, как она толкнула стеклянную дверь. Все до единого обернулись в ее сторону, а затем поспешно уткнулись в свои мониторы. Наступившая тишина напомнила старые вестерны, где хороший и плохой парни стоят друг напротив друга, держа напряженные пальцы на кобуре, пока мимо пролетает высохшее перекати-поле. И даже обычно громкий Чейз, прикинувшись ветошью, изучал чистые листы.

– Может, хватит уже, а? – облокотилась она на угол его стола, складывая на груди руки. – Ладно, эти. Но ты-то…

Коллега упорно продолжал смотреть в пустые редакционные бланки, всем своим видом игнорируя. Отгораживаясь. Прячась.

– Чейз, брось. Я же должна знать, что делать. Мне реветь в туалете или писать «по собственному»?

Ни первое, ни второе в планы, естественно, не входило. В план входило расколоть белобрысого, чтобы по пути в отдел фотографии решить, как бить ублюдка: по самолюбию – в пах, или по кошельку – в дорогие объективы.

Усилием воли отложив бумаги, Чейз наконец поднял на нее глаза. Обиженные, но не злые.

– Делай что хочешь, Стоун, – буркнул он и хотел было вновь отвернуться, но не выдержал. Он никогда выдерживал. – Но я бы ставил на увольнение. И не по собственному.

– Эй, да что такого этот хмырь наплел? – она шутливо стукнула его кулаком в плечо, но все же почувствовала, как в груди предательски зашевелилось беспокойство. – Что такого можно было придумать?

Репортер уже открыл рот, но был бесцеремонно прерван неприятной трелью – стационарный телефон на соседнем столе звонил впервые за много месяцев. Ее телефон. На ее столе.

В трубке тишина. Напряженная, давящая, а потом церковным набатом по ушам три быстрых слова. «Зайди ко мне».

– Он? – беззвучно спросил коллега, с ужасом глядя, как белеющие пальцы зажимают и крутят провод.

– Он, – напускная бравада развеялась окончательно, разлетевшись пылью. Потому что дело явно пахло керосином. – Кажется, мне хана.

По своему обыкновению Уиллис сидел, склонившись над широким столом, задумчиво листая макет будущего выпуска. Пальцы вертели кислотно-желтый маркер, зачеркивали, обводили, помечали. Внимательные глаза изучали каждую букву и строчку в поисках недостающих запятых и лишних пробелов. Она знала, что он слышит шорох шагов, видит длинную тень, чувствует аромат духов. Новых. Те, что дарил когда-то он, она больше не брала в руки.

Но нет, Уиллис не был бы собой без этой паузы. Той, что затягивается петлей на шее у безалаберных сотрудников, которых с завидной частотой он приглашал на эшафот. Таким же звонком.

Но неприятных стычек было довольно – все места по квоте вчера забрал урод Ройс. Не сегодня, Уиллис. Не сейчас.

– Вызывал? – без приветствий и улыбок. Так, как они общались последние месяцы на всех планерках. Скупые вопросы и короткие ответы, потому что иначе – никак.

– Сядь, – процедил сквозь зубы редактор, так и не оторвавшись от стола. – Будь добра.

В этот момент она могла поклясться, что слышит ход стрелки его наручных часов. Этот же звук бил по ушам полгода назад перед тем, как он взорвался: ударная волна сбила с ног, а клубы дыма отравили глаза. И вот опять. Та же тишина, которая приходит перед раскатом грома, наступает за миг до начала смертельной битвы, накрывает посреди ночи и не дает дышать. Бездушная стрелка на таймере атомной бомбы.

– Что-то не так со статьей? – подчеркнуто равнодушно прервала она молчание, все еще надеясь на просто рабочий разнос.

– Со статьей все в порядке, – наконец поднял глаза Джон. – А вот что не так с тобой?

– Тебе придется конкретизировать вопрос, – она подняла бровь, зная, что отсчет уже пошел.

Уиллис резко зажал пальцем маленькую кнопку на столе, и жалюзи послушно скрыли от посторонних глаз стеклянный кабинет. Бури не избежать. Она уже началась.

– Объясни мне, черт тебя дери, что ты творишь, Стоун? Хоть раз, мать твою, скажи правду! Потому что я не знаю, как существовать с тобой в одном мире. Что ты вообще за сука такая, а? – Уиллис вскочил и навис над столом, будто хотел перепрыгнуть через горы бумаг, протянуть руки и придушить ее. И, наверное, оно бы того стоило.

– Уиллис, ты о чем? – она попыталась вспомнить, где могла облажаться. Ни единой промашки за полгода.

Хотя, последняя ошибка с лихвой компенсировала все, что угодно. Даже скан задницы на первой полосе – мелочь в сравнении с тем, что она натворила.

– Ты сказала, что не создана для этого. Сказала, что не способна в принципе. Но не проходит и сраных полгода, а ты уже съезжаешься с каким-то недоноском. Выходит, – шеф уже давно перешел на крик, не обращая внимания ни на надрывающийся телефон, ни на ее окаменевшее лицо. – Выходит, мать твою, что не способна ты быть только со мной! Так, Стоун? Да? Отвечай, черт тебя дери, когда я спрашиваю!

И снова эта звенящая тишина. И ход часов на руке. Но вот по кабинету разнесся второй взрыв, и не тот, к которому можно приготовиться. Неожиданно для себя самой она рассмеялась. Расхохоталась до боли в животе и совсем не элегантных поросячьих визгов. Значит, вот как ублюдок решил ей отомстить. Без порнографических фото и похабных шуточек – одним коротким разговором за утренним кофе с болтливой ассистенткой Уиллиса.

Редактор все еще тяжело дышал, пытаясь унять бешеное сердце, под заливистый смех, пока, наконец, ситуация не дошла до той прекрасной абсурдной точки, когда смешно должно стать всем. Хорошо, что чувства юмора Уиллису было не занимать. И вот он, наконец, прыснул, невольно любуясь, как ее вновь складывает пополам от смеха.

– Мимо, да, Стоун? – наконец уже мирно спросил Джон, а в глазах, как когда-то давно, мелькнула теплая искорка, словно и не было этих мрачных месяцев.

– Мимо, Уиллис, мимо. – Все еще пытаясь отдышаться, хрипло ответила она.

– Значит, не