Вечность - Джеймин Ив

тюрьме были ясны: его сердце тоже было отделено. Я уверена в этом, потому что Малия и Таня были поглощены попытками передать мне послание, и они последовательно рисовали королевскую руну — символ моего отца — и посмертные узы, состоящие из трех линий. Трёх частей.

Каким-то образом сердце моего отца тоже где-то там.

Не то чтобы я собиралась говорить об этом Эсте. В наших интересах позволить ей думать, что она всё знает и контролирует ситуацию.

— Наш отец был слишком могущественным для тебя, — говорит Кода с издевательским смехом. — Он бы увидел твою нелояльность за милю. Тебе никогда не стать таким лидером, каким был он.

— Он был слаб! — Эста рычит и делает шаг вперёд, выставив руки перед собой в виде когтей. Впервые на этом мосту я чувствую, как её энергия сливается с моей, как будто она готовится уничтожить нас всех разом. — Он терял свою власть! Ему следовало выбрать преемника и отречься от престола, но он держался, несмотря на свою слабость.

Пока она говорит, рука Романа касается моей руки, и я чуть не подпрыгиваю от прилива энергии, который он накапливает. Я не вижу рун, которые он создаёт, — обычно они ярко освещены, но сейчас кажутся невидимыми, — но я чувствую, как они покалывают мою спину, пока он всё плетёт и плетёт, набираясь сил.

— Отвлеки её. Атакуй только в случае необходимости, — бормочет он. — Дай мне время сплести самое сильное заклинание.

Я киваю, едва поворачивая голову, прежде чем сделать шаг вперёд, и мои волки собираются у меня за спиной. Я вкладываю свою руку в ладонь Коды, и он тут же сжимает её.

Чуть дальше слева от меня Малия тоже использует свою силу, но она тоже шагнула вперёд, визуально отвлекая внимание от Романа. Точно так же, справа от меня, Таня выпустила когти гарпии, и я чувствую, что она будет готова перекинуться из гарпии в волчицу, в зависимости от того, что потребуется для предстоящей битвы.

Теперь мы все выстроились в линию перед Романом.

Эста насмехается над нашей готовностью к борьбе, но я рад, что она не пытается заглянуть нам в глаза.

Она издает громкий, маниакальный смех.

— Почему ты продолжаешь бороться со мной? Если бы ты хоть немного представлял, сколько душ было брошено в Дебри из-за меня, ты бы принял это поражение и обрадовался лёгкой смерти. Зачем делать это более болезненным, чем это должно быть?

Кода непоколебим. Чем дольше он говорит, тем увереннее выглядит.

— Все эти души явно запудрили тебе мозги, Эста, потому что предавать свою семью ради короны — это просто жалко, — его губы кривятся от растущей насмешки. — Но ведь ты всегда была грустной, слабой, жалкой маленькой Эстой. Отчаянно желающей, чтобы её заметили. Отчаянно желающей, чтобы её любили. Напуганной тем, что её игнорируют.

Он не останавливается на достигнутом, продолжая дразнить её, в то время как выражение её лица становится всё более грозным, а ответы — всё менее внятными.

Всё это время сила счастья Коды тихо согревает мою ладонь, и моя сила кошмаров растёт, в воздухе появляются тёмные сгустки.

— Демоны Пира-Мортема обожают меня! — Эста кричит, перекрикивая голос Коды.

— Нет! — кричит он ей в ответ. — Они обожали тебя, когда ты не представляла для них угрозы. Теперь, когда ты раскрыла свои истинные намерения, они будут строить козни против тебя, и тебе всегда придётся быть настороже. Просто подожди, Эста. Крона будет первой, кто отвернётся от тебя.

Угроза предательства со стороны Кроны, похоже, стала для Эсты переломным моментом. В конце концов, она должна знать, что в этом есть доля правды.

Как только она издаёт крик и вокруг неё разгорается сияние, я бросаюсь вперёд, нанося сильный удар своей силой кошмаров.

Эста так сосредоточена на Коде, что успевает моргнуть широко раскрытыми глазами, прежде чем моя сила ударяет её в грудь. Как только Эсту отбрасывает назад, Кода добавляет свою силу к моей. Кошмары накатывают всё сильнее, пока туман вокруг нас не становится чёрным и всё пространство не погружается во тьму.

Вытянув левую руку, я направляю свою силу, как копье, в Эсту.

Нанося удар в её сердце.

Восхищаюсь её энергией и умом.

О страхах, которые, должно быть, таятся в её мыслях, под её уверенностью и яростью. Как и в случае со Кроной, чтобы победить её, мне нужно найти её самые глубокие страхи — страхи, которые поставят её на колени.

Я сосредотачиваюсь на пульсе у основания её шеи, как учил меня Роман. Даже если я не могу дотронуться до Эсты, теперь, когда я больше не ранена, я должна почувствовать какой-то аспект её страха.

Я потрясена, когда в моей голове сразу же проносятся образы — её самые глубокие воспоминания — гораздо легче, чем когда я обнаружила страх Арги.

Она маленькая, возможно, не старше пяти лет, бегает по комнатам собора, стараясь не отставать от своих старших братьев и сестры. Их яркие волосы мелькают вдали, когда они исчезают в коридоре впереди неё. Она задыхается, её маленькие ножки не могут бежать достаточно быстро, и она вынуждена остановиться, кашляя и пытаясь отдышаться.

Она кричит им подождать её, но они не обращают на неё внимания, и через несколько мгновений она остаётся одна.

Я чувствую её страх, когда она топчется в роскошной гостиной, окруженная роскошью, но она не хочет ничего из этого. Она хочет их внимания. Она не выносит, когда её бросают и забывают.

Они всегда забывают о ней.

— Вернитесь! — кричит она, и её юный голос разносится по комнате.

Я резко прихожу в себя, избавляясь от воспоминаний, хотя они и остаются в моём сознании. В отличие от Арги, который сломал и похоронил свои страхи так глубоко, что я чуть не рассталась с жизнью, обнаружив их, Эста вовсе не скрывает от меня своих страхов.

Она рычит на меня, её яркая сила искрится на кончиках пальцев, прорываясь сквозь тьму моей силы.

— Думаешь, меня волнует, знаешь ли ты, чего я боюсь? — спрашивает она, словно прочитав моё удивление. — Можешь использовать мой страх, чтобы ударить меня, но ты никогда не убьёшь меня.

Она права, и неудивительно, что она этого не скрывала, но, несмотря на это, моя сила растёт, бушуя в воздухе вокруг нас. Может, я и не смогу покончить с ней своей силой, но я могу причинить ей боль.

Я наполняю темноту призрачными образами её мёртвого тела, лежащего на поле из пепла, и грязи, покрывающей его. Она не вздрагивает — она