Неженка - Аня Леонтьева

— Мы ещё и половины не попробовали, — усмехается он, — ну хорошо, тогда я буду сзади. Помнишь как ночью, когда ты извивалась, и стонала подо мной, а я вдалбливал в тебя свой член. Какая же ты узкая, Неженка, горячая, влажная. Я смотрел на твою великолепную задницу, и чуть ли не кончал от этого вида! Слышал как, ты стонешь, зовёшь меня по имени, дрожишь, от накатывающего удовольствия.

Я застонала и прикрыла глаза, продолжая натирать грудь. Его низкий голос проникал, казалось мне в душу. Я вспоминала все, о чём он говорил, и видела себя словно его глазами, и это было так эротично, и возбуждающе.

Неожиданно, я ощутила его горячие губы на своих плечах. Потом они скользнули ниже, к груди, которую я сжимала. Я замерла, наслаждаясь его прикосновениями. Он обхватил руками мою талию, и неожиданно встал передо мной на колени. Закинул мою ногу к себе на плечо.

— Продолжай, — хрипит он, и зарывается лицом мне между ног. И я чувствую как его язык, скользит по моим складочкам, пальцы раздвигают их, и губы сходятся на горошинке клитора.

Я вздрагиваю так, что если бы он меня не держал, я бы упала.

Это так волнующе, интимно, порочно, и вызывающе. Никто, никогда меня там не ласкал.

Никто никогда, не был со мной таким откровенным.

Я дрожу, и задыхаюсь, мне кажется, что я не выдержу этой сладкой пытки. Мне кажется, что ещё мгновение, и я растворюсь на его языке, и на его губах, в его сильных руках. Он просто убьёт меня этими откровенными ласкам. Я вся сосредотачиваюсь на этих ощущениях. Смотрю вниз, и вижу его всклокоченные мокрую голову, чувствую горячий влажный язык, который погружается глубоко в меня, и схожу с ума, от вожделения и похоти. Пальцы сами собой зарываются в его волосах. Я выгибаюсь ему навстречу, вибрируя бёдрами. Мои стоны заполняют всю ванную.

— Какая же ты сладкая, Неженка, — отрываясь, говорит он, пронзительно глядя на меня снизу вверх. — Горячая, влажная, тесная, узкая, Неженка.

Говоря это, он погружает в меня палец, и наблюдает, как я закатываю глаза, и словно в бреду, откидываю голову, мечусь по кафельной стенке.

— Сожми соски, — командует Матвей, и я не осмеливаюсь ослушаться, делаю, как он говорит, пока его пальцы ритмично ныряют в меня. Обхватываю свою грудь, и сжимаю твёрдые горошинки, и кричу, от затопившего меня удовольствия.

Меня накрывает такой яркий оргазм, что мне кажется, что на белом потолке ванны, засверкали звёзды.

Слёзы хлынули из глаз, от перевозбуждения. Моё тело превратилось в чувствительный нерв. Я словно одна сплошная эрогенная зона. И когда Матвей обнимает меня, поглаживая по спине, я зарываюсь в его груди, и плачу.

— Охренеть ты кончаешь, Неженка, — бормочет он, — впервые встречаю такую чувствительную бабу, — его слова доносятся до меня словно через вату.

Также вяло ощущаю, как он подхватывает меня под ягодицы, и упирает в стенку, насаживает на член. Довольно рычит, когда я прижимаюсь ближе, обхватываю его плечи.

— Давай, Неженка, ещё раз, — шепчет он, наваливаясь на меня, ритмично двигаясь.

Я чувствую наполненность, как он растягивает меня. Достаёт до самого верха, вбивая в меня свой член. Снова скребу его спину, по старым незажившим царапинам, и мечусь от накатывающего удовольствия, смешанного с болью.

— Смотри на меня, Люба! — рычит он, и я погружаюсь в тёмные холодные озёра его глаз.

— Хорошо? — спрашивает он, толкаясь в меня. — Нравиться?

— Да, да! — кричу я, потому что мне очень нравиться, мне очень хорошо.

— Да, да! — повторяю я, и кончаю во второй раз, не так ярко, но все же чувствительно, и выгибаюсь, вибрируя телом.

Матвей толкается в меня еще пару раз, и выпускает из рук, поспешно выходит и кончает мне на живот. Потом притягивает к себе, и обнимает. Я еле стою, привалившись к его телу, по которому бегут струи горячей воды.

Нет, он точно убьёт меня такими темпами, я не переживу, таких нагрузок.

6

Матвей сидел за столом и наблюдал за Любой, которая готовила ему омлет. Из головы всё никак не шли её крики.

Вот смотрит на неё, и видит, как она млеет в его руках.

Блядь, ну что за наваждение? Он же уже не пацан, а от этой бабы, просто с ума сходит!

Сейчас она кажется такой беззащитной, так и хочется взять её на руки, прижать. На лице явно читается усталость, хотя, не спав всю ночь, они проснулись к полудню, но видимо он её утомил, и умотал.

Сама виновата.

Такая ахуенно сексуальная! Её только и дрючить днями и ночами напролёт. И он тут же почувствовал, как напрягся член.

Ёпт, стоит только подумать об этом, и стояк обеспечен. Бля, это пиздец!

Матвея даже немного злило, как она действовала на него, причём ничего не делая. Просто стоит у плиты, и халат на ней длинный шелковый, вполне скрывает все её прелести. Влажные пряди волос по спине и плечам разметала. Лицо скрыто, опущено. Вот только он знает, какие они эти прелести. Кожа словно бархат, ароматная, смесь корицы, и ванили. Толи крем у неё такой, толи гель для душа, только ей очень идёт.

Грудь тяжёлая, упругая, с маленькими розовыми ореолами и горошинками сосков. Они так зовущее топорщились, когда она восседала на нём…

— Матвей, — зовёт его Люба, ставя перед ним тарелку с пышным омлетом, — у тебя телефон вибрирует.

И правда, в заднем кармане брюк гудит.

Он достал трубку. На экране высветилась Машкина фотка, и он тут же сбрасывает, и убирает телефон обратно в карман.

Вот она, бля, действительность.

Люба садится рядом, ставит перед собой тоже тарелку с омлетом, и миску с нарезанным хлебом. Протягивает ему вилку.

— Чего не отвечаешь? — спрашивает она. — Могу выйти, если конфиденциальный разговор.

Сама деликатность, епт!

— Да нет, Евген звонил, — соврал Матвей, — не хотел мужика расстраивать, рассказав, где я, у него наверняка жуткое похмелье!

Люба отвела глаза.

Вот так, и нечего не в свои дела лезть. Хотя если подумать, у неё ведь тоже могут быть свои дела. Нет, она же к Гореловым потому и пришла, чтобы с Женьком познакомиться хотела, значит, нет у неё никаких дел. И это как бальзам на душу.

Они, молча, принялись за завтрак. Люба робко поглядывала на него, видимо не решаясь спросить о чём-то, и Матвей пришел к ней на выручку.

— Что Любовь не терпится выпроводить меня? — спросил он напрямую, и, наклонившись над столом, заглянул