Ведьма, к ректору! Сборник - Алисия Чарская

— Сейчас лучше, Ванеева. А до этого не был уверен, что даже встать смогу из-за температуры.

— Но пришли?

— Пришел.

И между нами повисла та самая пауза, когда без слов мы стали куда откровеннее друг с другом, чем в общении.

— Вы болеете из-за меня, — призналась с тяжелым сердцем.

— Серьезно? А я был уверен в диагнозе врача.

— Но вы же пришли?

— Пришел. Мне надо было проверить… На сердце стало неспокойно, а это всегда плохой знак.

— Уверена, что сегодня это хороший. Я вас вылечу.

Ректор хохотнул:

— Ванеева, при ОРВИ, я боюсь, от меня ты только заразиться можешь.

Но я уже приняла решение и, не раздумывая, бросилась к ректору на шею, влажно чмокая в губы. Он по-джентельменски придержал меня за талию, отстранился, чуть сдвинув брови:

— Александра? Как это понимать?

И с таким лукавым возмущением удивился, что не знай я правды про инициацию, поверила, что это мне сон приснился. Но тихо шуршащая в углу метла напоминала, что ведьма в этой комнате я.

— Мы во сне с вами в губы так и не поцеловались. Я же умру, если не узнаю, как целуется ректор в правильные губы.

Матвей Павлович хмыкнул, перехватил меня за плечи и нежно поцеловал в губы.

Сначала нежно, да. А потом по-ректорски, властно и настойчиво, так, как только Матвей Павлович умеет.

— Ох, Александра… Ты сведешь меня с ума, — прошептал он, прижимая мою голову к груди и поглаживая, укачивая в своих объятиях.

Но после его поцелуев мне хотелось немного другого.

— Матвей Павлович, я вас вылечить хочу, а не с ума сводить. Давайте мы опять немного переспим, и вам сразу станет легче!

Ректор напрягся, руки застыли на моей голове и талии, а потом он заглянул мне в лицо.

— Немного? Ванеева, а у нас уже было такое? Мы случайно однажды немного не переспали?

— Матвей Павлович! Ну можно же не поднимать эту тему? Зачем вам подробности?

Он оттолкнул меня, хватаясь за голову.

— Бред, определенно горячечный бред. С температурой нужно лежать в постели.

— Поддерживаю. Ложитесь!

— Я ценю твое рвение, Ванеева, но боюсь, марафонец из меня сейчас еще тот.

— Да это не важно, полагаю, — неуверенно ответила я, наступая на ректора, фактически подталкивая его к кровати. – Ведь если я бред, то и вам можно особо не стараться. Сама все сделаю.

Нервно сглотнула и более решительно толкнула его в грудь, чтобы Матвей Павлович упал навзничь. Сама резво села на него сверху, чувствуя, как он руками обхватывает мои бедра, а на лице начинает проступать узнавание ситуации.

— Повторим? – выдохнула я. – Только потом мне все равно придется навести на вас морок, Матвей Павлович. Никому нельзя помнить про ведьм.

Ректор сдавлено фыркнул, потом рассмеялся.

— Напомни мне, кому ты в прошлый раз несла свое зелье, ведьма?

— Прохорову, — скривилась я, не понимая, к чему он ведет. – А попались вы, со своими пугающими размерами.

— Ага, значит, размеры ты мои помнишь? Отлично, — смех затих, а глаза загорелись лихорадочным блеском. – Я мечтал повторить, Ванеева, пусть даже во сне…

И он быстро перевернул нас, придавив меня телом, моментально забирая инициативу из моего положения. Но уже в следующую минуту, когда между нами не осталось одежды, стало пофиг, кто тут главный.

Ректор словно дорвался до десерта, который ему долгое время не давали. Я стонала и изворачивалась под ним, впервые почувствовав, как это, заниматься любовью неспеша, смакуя каждую минуту, не сдирая колени в кровь, вытворяя, что в голову взбредет, без оглядки на наблюдателей.

Я сосредоточено сосала член ректора, а он ругался матом сквозь зубы, напрочь теряя свой ректорский антураж. Потом притянул меня к себе и неторопливо насаживался, что я стекала лужицей от испытываемого наслаждения.

Сейчас наша связь стала в разы слаще. Я взлетала вверх к самой луне без метлы, на одном только черенке ректора и его энтузиазме. А Матвей Павлович шептал, что я самая любимая его девочка, и подкидывал меня все выше и выше, пока сам не упал на меня, крепко сжимая бедра руками и ставя феерическую точку в лечение.

Мы вырубились почти сразу же, тесно сжимая друг друга в объятиях. А утром просыпаясь одновременно, я поймала на себе взгляд ректора, полный шока и осознания от переплетенных рук, ног и нагих тел.

— Ванеева?

— Я сейчас все объясню, Матвей Павлович!

Он вскочил, не дав мне договорить, и поспешно собирая одежду, разбросанную по комнате.

— Чёрт, Ванеева. Какого черта я оказался в общежитие?! Почему у меня провалы в памяти, когда я трах… сталкиваюсь с тобой, можешь объяснить?

— Это я могу, — промямлила, натягивая на себя одеяло и с сожалением доставая из тумбочки листочек с заклинанием на забвение. – Мне очень жаль, Матвей Павлович, я только хотела помочь.

— Помочь? Помочь мне? В чем, Ванеева? В обвинении в растлении малолетних?!

— Мне вообще-то уже восемнадцать!

— А мне тридцать восемь! – вскричал ректор, поспешно натягивая штаны на крепкую задницу, которая даже сейчас, при свете дня так и манила тяпнуть ее зубами.

Ох, не о том я думаю…

— Ого, какой вы старый, — протянула я, стараясь не так жадно разглядывать обозначившийся под только что застегнутой ширинкой стояк.

— А еще я при должности, которую могу потерять, если не найду способа исчезнуть из общежития без свидетелей.

Тут я тоже сообразила, что вахтерша же наверняка спалит ректора, где это он проверку всю ночь делал. Вот дела. О ней я как-то не подумала.

— Я решу этот вопрос.

— Как?!

— Ну, выйдете не через дверь, а в окно, — как само собой разумеющееся предложила я.

Ректор впечатлился, даже в окно с нашего третьего этажа выглянул, прежде чем ответить:

— Пришел сюда с ОРВИ, а унесут меня с переломами всего тела? – хохотнул он и повернулся ко мне, облизнув взглядом оголившуюся грудь из-за сползшего одеяла. – Нет, Ванеева, не получится.

Я обиделась, хотя быстро сообразила, что раз уж придется выручать ректора, то и морок наложить можно позже. Смело откинула одеяло и встала во весь рост. Матвея Павловича мой вид впечатлил сильнее, чем из окна. По крайней мере, свои саркастические замечания он оставил при себе.

— Ну раз уж вам