Бешеные коровы - Кэти Летт

— За столом кормить грудью запрещено. Это негигиенично.

Крыса размером с футбольный мяч лениво прошла мимо корзинки с хлебом.

— Ах, простите, — Мэдди жестом обратилась к своим соседкам, уверенная в их поддержке. — А я думала, что это учреждение для защиты материнства.

— Да ты кормишь, только чтобы посветить грудью да завести охранников, — обвинила ее мать Тэмми, очнувшаяся от своего транса для того, чтобы схватить черствый кусок хлеба.

— Никто не кормит грудью, — проворчала брюнетка. Она стояла над Мэдди, выставив вперед тощий таз манекена. — Это портит форму груди.

Охранник надменно усмехнулся и скинул поднос Мэдди на пол. Звон и грохот напугали всех детей, и они заплакали.

— Какая жалость!

Гнусавый звук гонга известил о том, что пришла пора собирать посуду.

— Эй, — возмутилась Мэдди, — кормящих матерей нельзя лишать обеда. Мы должны питаться, даже если нам предлагают еду чаще шести раз в секунду…

Мэдди выдали коричневый бумажный пакет с зубной пастой, расческой и куском мыла с предусмотрительно сделанной на нем монограммой королевы. Затем ее проводили к дверям будущего «дома», камеры таких крошечных размеров, что там невозможно было повернуться, не вступив с собой в тесный физический контакт. Здесь была детская кроватка для малыша и узкая койка для нее самой. Через маленькие зарешеченные окна, в которые можно было заглянуть, лишь забравшись на кровать и неестественно изогнув шею, открывался роскошный вид на тюремную стену, украшенную колючей проволокой под напряжением. Предметы интерьера были представлены корзиной, жесткой щеткой, серым вспучившимся линолеумом и тонкими белеными стенами. Отделение «Мать и дитя» предоставляло мамашам прекрасную возможность разделить друг с другом каждую минуту их личной жизни и послушать, как они по очереди грозятся лишить мужского достоинства своих драгоценных приятелей.

Пытаясь избежать жюль-верновского путешествия по глубинам отчаяния, Мэдди решила занять себя повседневной рутиной. Настало время купания. Она стала раздевать Джека с осторожностью филателиста, тщательно складывая его одежду, когда дверь ее камеры распахнулась, как от взрывной волны.

— И чьи это тут плоды подъема рождаемости?

Голос принадлежал светящемуся лицу с мелкими чертами, похожему на те, которыми кондитеры любят украшать детские торты. Оно прямо-таки источало липкую патоку, пока его хозяйка устраивала свой зад в горошек на узкой койке. Бумажная салфетка, навсегда поселившаяся в кулаке, и бронированные плечики натолкнули Мэдди на малоприятный вывод — перед ней работник социальной сферы.

Тот факт, что Мэдди была одинокой матерью, послужил причиной ее частых контактов с представителями этого вида еще в роддоме. Она подразделяла их на два вида. Любительниц больших свисающих сережек, поборниц теории «это-все-звериный-оскал-капитализма» или Продвинутых Драпировщиц В Шарфики. Женщина же, чье имя, если верить табличке на ее груди, «Эдвина Хелпс», была задрапирована в шарф и украшена меховым бантом, что тут же насторожило Мэдди и навело на мысль о том, что она относилась к подвиду Хитрых. Они коллекционировали трогательные фарфоровые фигурки, которые заказывали по рекламным проспектам из магазинов по почте. Они проводили свободное время, отдаваясь засушиванию цветов и покрытию серебряной краской малюсеньких сосновых шишек, из которых мастерили рождественские украшения для офиса. Лучи солнца никогда не коснутся пустой скороварки в доме Эдвины Хелпс, а стрелка индикатора топлива в ее машине всегда будет показывать полный бак. День начала следующих месячных будет обведен на настольном календаре, а шляпа от дождя, предусмотрительно упакованная в полиэтиленовый пакет, будет ждать своего часа в выдвижном ящике. Она была типичным представителем тех людей, которых англичане называют «вечными старостами». Такие девочки всегда носят с собой на всякий случай тюбик с клотримазолом от молочницы, которой у них никогда не было, но о которой они читали в женском журнале. Они ходят на мужские стрип-шоу «Чипендейл», чтобы смотреть на публику.

— Мои друзья называют меня Двина. А поскольку я являюсь твоим психологом, то мы обязательно станем друзьями. — Она посмотрела на Мэдди взглядом, которым алкоголик смотрит на полную бутылку водки «Смирнофф». — Ты не должна чувствовать себя одинокой. Все мои девочки из отделения «Мать и дитя» эмоционально страдают.

— Я совершенно не нуждаюсь в психологической пластической хирургии, понятно? Единственное, что мне нужно, — это срочное прослушивание в зале суда.

— Мы все жаждем соединиться со своим внутренним ребенком.

Мэдди поморщилась.

— Э… это называется беременность. У меня уже есть контакт с моим ребенком. — Указывая на изогнутую фигурку сына, она просто оперлась о его кроватку.

Двина покачала пальцем.

— За всей твоей бравадой, Мэдлин, скрывается маленькая девочка, которой очень больно.

— А ей положены отдельные деньги на содержание?

— Ты так огрызаешься только потому, что отказываешься от самой себя.

— Еще как отказываюсь. — Снимая с Джека подгузник, Мэдди приклеилась пальцами к липкой ленте. — Я же в тюрьме. — Она стала размахивать рукой, чтобы стряхнуть с нее мокрый подгузник. — Мне отказано в свежих фруктах, длинных вечерах, хорошем кофе, приличной одежде, поздних утренних пробуждениях, крем-брюле и страстном безудержном сексе с жеребчиком по моему выбору…

Эдвина, склонив голову, снисходительно улыбалась.

— Я не настолько проста, как это могло тебе показаться. Я прошла курс «Делового психоанализа», — произнесла она таким тоном, будто эти слова были одновременно талисманом и оберегающим заклятьем. — По-моему, ты должна признать свой гнев. Иначе как ты сможешь осознать его перенесение и неприятие? Я веду семинары по возрождению.

— Главное, чтобы я смогла возродить себя в качестве Богини Любви для миллионеров и избежать растяжек на коже.

— Я еще могу провести основной курс терапии, — доверительно продолжила она, ничуть не смутившись.

— Замечательно. Это как раз то, что надо, — заметила Мэдди, удерживая голое тельце Джека на сгибе руки и одновременно набирая в раковину теплую воду. «Сидя в тюрьме утешься воспоминаниями о своем несчастливом детстве…» — Ээ… По-моему, ничего не выйдет. Кроме того, у меня было неприлично счастливое детство. Песчаные пляжи, голубое небо и ничего опаснее несвежих креветок в радиусе нескольких километров.

Двина с радостью ухватилась за тему:

— Это синдром подавленной памяти, дорогуша. Мы, психоаналитики, знаем, что чем сильнее пациент отрицает факт насилия, которое он пережил в детстве, тем тщательнее мы должны искать его признаки.

Мэдди слушала лишь вполуха.

— Да-да. — Когда раковина наполнилась, она одной рукой завернула вентили на кране и, пробуя температуру воды локтем, выплеснула на пол большую порцию воды. Она добавила в раковину немного детского мыла, которым ее снабдили в тюрьме, и стала медленно опускать Джека в воду. Он лихо выскользнул из ее рук и погрузился под воду. — Черт!