Сердце на льду - Анна Эйч

Всё равно целую её в висок и выбегаю вслед за полицейскими, уводящими Курта. Я поеду вместе с ним и буду сидеть там, пока не добьюсь его освобождения. Наломал дров, пришло время отвечать за своё идиотское поведение

***

Из машины я звоню Тэду, судье, который выписал данный запрет за внушительную взятку. Пальцы дрожат, когда я нажимаю на контакт в телефоне.

– Картер, чем обязан?

– Тэд, нужно отменить запрет на Максвелла, – слова вылетают торопливо, сталкиваясь друг с другом. – Немедленно.

– Хм, а я думал, ты хотел его остудить? – иронично хмыкает Тэд.

– Я был идиотом, всё вышло из-под контроля, нужно срочно всё отменить!

Закрываю глаза, представляя её разбитый взгляд, и меня захлёстывает волна такого самоотвращения, что становится трудно дышать.

– Сколько нужно? – спрашиваю прямо. – Назови любую сумму, хоть вдвое большую, чем в прошлый раз. Всё, что угодно, только отмени этот чёртов запрет. Сейчас же.

– Картер, всё не так просто…

– Я готов подписать что угодно, – перебиваю его, чувствуя, как каждая секунда промедления врезается в мою совесть раскалённым металлом. – Тэд, я совершил непростительную ошибку, помоги всё исправить…

Сердце колотится, как у загнанного зверя. Вина пожирает меня изнутри, словно кислота, разъедающая всё живое. В памяти снова и снова прокручивается момент осознания на лице Элли, и каждый раз это как новый удар под дых.

Глава 42. Не друзья

Курт.

– Мистер Максвелл, сначала «дочь», потом вы? Так может, вам сразу семейную палату подготовить? Еще кто-то из членов вашей родни намерен присоединиться? – офицер Хэмсворт сыплет остроумными, как ему кажется, шутками, лениво перелистывая материалы по моему делу.

Его сарказм не вызывает у меня ничего, кроме глухого раздражения. Все мои мысли крутятся вокруг одного: как прошла операция Сены и очнулась ли она. Ожидание выматывает сильнее, чем бесконечный допрос.

– Запрет на приближение? – следователь задумчиво перекладывает листы в своей папке. – Любовь зла, мистер Максвелл? Вчера – девушка, сегодня – жертва преследований…

– Это ошибка, – отрезаю я, стараясь говорить уверенно. – Сена не подписывала данный запрет.

– Ошибка, говорите… – тянет офицер, откидываясь на спинку скрипучего стула. – Если так, то она должна лично приехать и написать заявление о снятии данного запрета. Потом мы его передаем в суд, а они уже там будут решать: виновны вы или нет. Без показаний Ксении Золотовой ваши слова – банальное оправдание потенциального сталкера.

– Она не приедет, – глухо произношу я, чувствуя, как горечь обжигает горло.

– Хм, видимо, не такая уж это и ошибка, – хмыкает Хэмсворт.

– Сена сейчас в больнице без сознания, – мои пальцы непроизвольно сжимаются в кулаки.

– И почему же она без сознания? – в голосе офицера промелькнул искренний интерес.

– Огнестрельное ранение, – цежу сквозь зубы. – Я бы на вашем месте занялся расследованием этого дела, а не пытался уязвить меня.

– Мистер Максвелл, не забывайтесь, где находитесь и с кем разговариваете! – его лицо побагровело. – Вы совершили серьезное правонарушение! Вы это понимаете?

– Да, – коротко отвечаю, не желая продолжать бессмысленный спор.

– Собираетесь что-то делать с этим? Расскажите, как всё было, и, возможно, я найду в ваших действиях смягчающие обстоятельства.

– Я всё расскажу, но могу я предварительно сделать один звонок?

Хэмсворт закатывает глаза, но всё же позволяет связаться с внешним миром. Он молча приносит телефон и выходит из допросной на пару минут, давая мне призрачное ощущение приватности. Я не стал звонить адвокату – уверен, это уже сделал съедаемый чувством вины Картер, у которого за одну секунду перевернулась вся система ценностей. Теперь он будет спасать меня любой ценой, только бы Элли снова посмотрела на него с прежней теплотой.

– Курт, как ты? – слышу взволнованный голос Элли на том конце провода.

– Я в порядке, – лгу. – Как Сена?

– Операция прошла успешно, сейчас она спит. Врачи говорят, очнется только утром, – слышу облегчение в ее голосе и сам чувствую, как легкие расправляются, позволяя меня наконец-то вздохнуть свободно.

– Слава Богу, – невидимая тяжесть спадает с моих плеч. – Элли, прости, что допустил такое. Я мог бы раньше среагировать…

– Курт, прекрати! Ты сделал гораздо больше нас с Картером, и я навсегда буду перед тобой в долгу.

– Я люблю её, Элли…

Не знаю, зачем решил сообщить ей эту информацию. Возможно, хотел, чтобы она понимала: никто никому ничего не должен. Я спасал Зефирку не ради благодарности, а потому что иначе просто и быть не может. Я всегда буду защищать её, даже если весь мир будет против.

– Знаю, – Элли тихо усмехнулась. – Не скрою, я тоже была против этих отношений, но, кажется, между вами действительно что-то настоящее. Прости нас, мы просто пытались уберечь её от боли.

– Я понимаю, – произношу я с грустной улыбкой, ощущая странное умиротворение.

– Время вышло, мистер Максвелл! – в кабинет решительно входит офицер Хэмсворт, и я спешу закончить разговор с Элли.

– Со мной связался коллега из другого участка, – следователь опускается на свое место и бросает новую папку передо мной. – Они занимаются делом о стрельбе на старом заводе, где сегодня вечером было организовано танцевальное мероприятие. – Хэмсворт делает паузу, внимательно изучая мою реакцию. – Мистер Максвелл, вы нарушили запрет, потому что были вынуждены спасти мисс Золотову?

– Да, но запрет я нарушил еще до этого. Я оказался там исключительно из-за неё, – признаюсь, глядя прямо в глаза следователю.

– Давайте всё с самого начала.

И я выложил ему всё, что видел и успел заметить, пока наблюдал за перепалкой двух команд. Через час меня перевели из допросной в комнату для свидетелей, где терпеливо ждал Адамас. Офицер не стал предъявлять мне обвинения, но снять запрет мог только суд, установивший его. В связи с этим я всё еще не имел права приближаться к Зефирке – мучительный факт, который жег душу раскаленным железом.

Теперь я проходил по делу о стрельбе на заводе как свидетель и был вынужден провести в участке еще несколько томительных часов до приезда следователя из другого департамента, которому предстояло провести повторный опрос. А всё, чего хотел я – это оказаться рядом с Сеной, когда она откроет глаза.

– Курт, я все улажу, – подает голос Адамс после десяти минут гробового молчания, висящего между нами, как свинцовое облако. – Я вел себя как придурок, признаю.

– Ага.

Я лишь коротко киваю, намеренно отводя взгляд в противоположную от него сторону. Большего он не заслуживает – предательство все еще саднит, словно открытая рана.

– Слушай, ну, сам рассуди, – в его голосе звучат умоляющие нотки, – я ни разу не видел тебя в отношениях, ты даже девчонок на