Сердце на льду - Анна Эйч

– Подумать, что я тоже человек, способный на чувства.

– Кто-то мне говорил, что любовь тебе не грозит – Картер пытается разрядить обстановку легкой усмешкой, но я не поддаюсь.

– Я заблуждался, – отрезаю, продолжая сверлить взглядом трещину на противоположной стене. Собственное признание звучит странно даже для меня самого.

– Я тоже… – скулит Адамс, опуская плечи. – Я тоже был неправ, прости. Клянусь, я больше не буду лезть в ваши отношения, хотите – встречайтесь, не хотите – расходитесь. Только не делай ей больно, прошу. Она еще так молода, импульсивна, у нее не характер, а торнадо, никогда не знаешь, что может выкинуть в следующий момент.

– Она не по годам взрослая, Картер, – впервые за наш разговор я встречаюсь с ним глазами, в которых читается смесь усталости и упрямства. – Хватит считать ее ребенком, она гораздо умнее многих наших ровесников. Дай ей жить своей жизнью, ты все равно от всего не спасешь.

Картер обреченно запускает пальцы в свою взъерошенную шевелюру и чуть слышно рычит, как загнанный в угол зверь. На его лице отражается вся гамма эмоций – от яростного отрицания до горького принятия.

– Элли меня не простит, – произносит он с таким надломом в голосе, что на секунду мне даже становится его жаль.

– Простит, – отмахиваюсь с напускным безразличием, не желая показывать, что его раскаяние смягчило мой гнев. – Но мне приятно видеть, как ты страдаешь.

– Спасибо, друг, – с кислым сарказмом бросает он, криво усмехаясь.

– Мы не друзья, забыл?

– Это мы еще посмотрим.

Глава 43. Потерянная жизнь

Элли.

– Давай, мелкая, не отставай!

– Эля, я больше не могу! – хнычет Ксю, тяжело дыша и пытаясь угнаться за мной по парку. Её маленькое личико раскраснелось от усилий, а в глазах мелькает отчаяние.

– Ты же будущая олимпийская чемпионка, а чемпионки не сдаются! – подбадриваю сестру, наслаждаясь лёгким ветерком, треплющим мои волосы.

– Если я сейчас упаду и разобью коленки, мама тебя прибьёт! – в голосе сестрёнки появляются упрямые нотки.

– Ты же с трёх лет на коньках, что с роликами не справишься? – оборачиваясь, бросаю вызов, зная, что это лучший способ расшевелить мелкую.

– Эля! Ты снова за своё? – среди деревьев появляется стройный силуэт мамы со скрещенными на груди руками. Солнечные лучи, пробивающиеся сквозь листву, подсвечивают её фигуру, придавая ей какой-то неземной вид.

– Упс, а вот и мама… – хихикаю я и быстрым взглядом оцениваю расстояние от нас до нашего дома. – Кто первый до подъезда, тому шоколадное мороженое, оставшееся в морозилке, – срываюсь с места, не забыв хлопнуть сестру по плечу, вызывая её таким образом на поединок.

– Это моё мороженое! – возмущается Ксю, и срывается с места.

– Будет моим, – поддразниваю, ощущая прилив адреналина.

– Тебе нельзя, ты и так жирная! – выпаливает она, пыхтя от усилий.

– Малявка, сейчас в мусорный бак тебя скину, – смеюсь, налегке обгоняя бедную шестилетку, чувствуя укол вины за нечестную борьбу.

– Эльвира Андреевна, можно вас отвлечь от издевательства над младшей сестрой? – останавливает нашу гонку мама, преграждая путь к подъезду. В её глазах танцуют смешинки, несмотря на строгий тон.

– Ладно, мелкая, на сегодня мороженое твоё… – отдаю победу и возвращаюсь на пару метров к маме, ощущая, как от бега приятно покалывает в боку.

– Эля… – в голосе мамы слышится предупреждение.

– Да, Вероника Игоревна, – передразниваю её интонацию, – что вы хотели?

– Хотела сказать, что ты отвратительная старшая сестра, – произносит она, но тёплый взгляд выдаёт её настоящие чувства.

– М-а-а-м, мы просто дурачимся, – протягиваю я, закатывая глаза.

– Когда-нибудь меня не станет, и ты станешь для неё примером. Я хочу, чтобы ты даже в своих глупых играх помнила об этом, – мамин голос становится серьёзным, затрагивая струнку внутри меня.

– Что значит "тебя не станет"? Ты всегда будешь с нами – такой молодой и мудрой, – подлизываюсь к маме, обнимая её за талию, вдыхая знакомый запах её духов, который всегда ассоциировался у меня с домом и безопасностью.

– Вот ты, конечно, подлиза, – мама смеётся и обнимает меня в ответ, от чего внутри разливается приятное тепло. – Ксюша, иди сюда… – кричит мама сестре, поглаживая меня по голове и тихо, заговорщически спрашивает: – Она же не в курсе, что в морозилке вообще нет мороженого?

– Нет, – хитро улыбаюсь, чувствуя себя сообщницей в маленьком заговоре.

– Вот ты, конечно, козявка, – подтрунивает мама, глаза её излучают нежность.

– Что? – спрашивает запыхавшаяся Ксю, подъезжая к нам. Её щёки пылают румянцем, а маленькая грудь часто вздымается.

– Пойдём сейчас все вместе за мороженым, чтобы никому обидно не было, – предлагает мама, примирительно улыбаясь.

– То есть получается, я не выиграла? И Элька всё равно получит мороженое? – расстроенно хнычет мелкая, за что я её незаметно ущипнула, пытаясь скрыть улыбку.

– Мы Эле вместо мороженого купим огурец, она же у нас к Олимпиаде готовится, ей нельзя много сладкого. Да, малышка? – мама подмигивает мне, зная, как я разрываюсь между желанием съесть что-то вкусное и необходимостью поддерживать идеальную форму.

– Да… – недовольно фыркаю, потому что, мама права: мне ещё тройные прыгать, и чем я буду легче, тем проще будет это сделать.

– Элли…

Это не мамин голос. Он пробивается сквозь туман воспоминаний, выдёргивая меня из счастливого прошлого.

– Элли, проснись…

Парк растворяется, и перед глазами появляется обеспокоенное лицо Картера. Его тёмные брови сдвинуты, а в глазах читается тревога. Противный свет люминесцентных ламп. Холодные больничные стены. Осознание реальности обрушивается на меня, словно ледяной душ.

– Ксю? Как она? – спохватившись, подскакиваю на неудобной скамье, на которой, видимо, так и уснула. Внутри мгновенно все сжимается от накатившего страха.

– Врач сказал, она очнулась, – Картер ласково улыбается и гладит меня по лицу большим пальцем. От его прикосновения по коже бегут мурашки.

Мне хочется прижаться щекой ближе к его теплой ладони, найти в ней утешение, но тут я вспоминаю, что он сделал тайком от нас с сестрой, и внутри вспыхивает обида. Теперь уже хочу врезать ему, а не обнимать.

– Спасибо, – холодно отрезаю, резко отодвинув лицо от его рук. Внутри борются облегчение от новостей о сестре и горечь предательства.

– Я всё решил, Элли, его отпустят, – летит мне в спину, пока я иду к двери палаты Ксю.

– Я очень рада, что у тебя хватило мозгов всё исправить, но я злюсь из-за