Сердце на льду - Анна Эйч

Её вопрос повисает в воздухе, как приговор. В образовавшейся тишине слышно лишь мерное пиканье медицинского оборудования, отсчитывающего удары её сердца.

– Ксения, пожалуйста, успокойтесь, – врач подходит ближе, его голос приобретает мягкие, успокаивающие нотки. – Мы сейчас проведём пару тестов и всё выясним.

– Выясним? – лицо Ксю искажается от ужаса, пальцы сжимают одеяло так сильно, что костяшки белеют. – Я что, забыла целый год своей жизни?

– Вероятно, – кивает Доктор Локвуд, – Не паникуйте, такое бывает после травм, часто память возвращается, если применить правильное лечение.

Он говорит уверенно, как будто каждый день сталкивается с людьми, потерявшими воспоминания о самых важных событиях своей жизни.

– Пи*дец! – выдыхает Ксю, и в этом единственном слове концентрируется всё её отчаяние.

– Ксю, – произношу я с мягким упрёком, бросая на сестру осуждающий взгляд.

Она отчаянно откидывается на подушку, уставившись в потолок невидящим взором. По её щекам катятся слёзы, оставляя влажные дорожки на бледной коже.

– Олимпиада, свадьба сестры… – её голос дрожит, как натянутая струна. – Что ещё я важного забыла? – она поворачивает ко мне лицо, в её глазах плещется столько боли. – Может, ты уже успела ребёнка родить?

Её вопрос отдаётся болезненным уколом в груди, заставляя меня вздрогнуть. Я глубоко вдыхаю, пытаясь справиться с комом в горле.

– Нет, племянников у тебя пока нет, – хрипло отвечаю, стараясь вложить в свой голос всю нежность и поддержку, на которую только способна.

Врач мягко, но настойчиво просит нас покинуть палату, чтобы провести необходимые тесты и выяснить вид амнезии Ксюши. В его глазах читается профессиональная сосредоточенность, смешанная с сочувствием к нашей семейной драме.

Глава 44. До белого листа

Курт.

Картер сдержал своё слово. Пока я давал показания и рассказывал о произошедшем после соревнований Сены, Адамс добился отмены запрета на приближение. После участка заехал домой, чтобы быстро переодеться и привести себя в порядок. Я уже сутки не сплю, но это ничтожная мелось по сравнению с нестерпимым желанием поскорее обнять Зефирку. Элли написала мне, что Сена очнулась, и я не хочу терять ни секунды вдали от неё.

Криво паркуюсь и, перепрыгивая через ступеньки, врываюсь в коридор, где должна быть палата моей девочки. Сердце колотится в такт шагам, отсчитывая каждый метр, приближающий меня к ней.

– Курт? Ты уже здесь… – Элли как-то испуганно смотрит на меня, будто не было очевидно, что я примчусь обратно, как только это станет возможным. В её глазах мелькает тень беспокойства, которую я в своём лихорадочном нетерпении не успеваю расшифровать.

– Она в сознании? – запыхавшись, обрушиваю на неё вопрос. Воздух в больничном коридоре душный и пропитан антисептиком, но я едва замечаю это.

– Да, но…

– Но? Элли, я могу её увидеть? – нервничаю, сильнее сжимая в кулаке пышный букет розовых пионов. Их нежный аромат смешивается с больничным запахом, создавая странный диссонанс.

Золотова сдаётся и отступает от двери.

– Иди.

Вижу, что чего-то не договаривает, но тяга к Сене просто неконтролируемая. Вбегаю в палату, встречаю взглядом знакомую пару голубых глаз и забываю обо всём на свете.

– Боже мой, Сена… – кладу букет к ней на кровать и обхватываю румяные щёки ладонями. – Ты не представляешь, как я испугался, всё это время боялся даже думать о том, каково тебе.

– Да… спасибо… не мог бы ты… – Зефирка мягко отстраняется от меня. В её движении нет привычной теплоты, лишь деликатная настороженность.

– Сена, понимаю, ты, наверное, не понимаешь моего поведения, но я всё могу объяснить.

– Да, было бы неплохо объясниться и представиться.

– Представиться? – я усмехаюсь. Только что пришла в себя, а уже играет со мной. – Ладно, Ксения Золотова, разрешите представиться: Курт Максвелл, ваш спортивный врач и…

– Врач? Я думала, ты… то есть мы… – она пытается что-то сформулировать, но решает не заканчивать фразу и задаёт другой вопрос: – А почему вы так себя ведёте?

– Как? – в голосе Сены нет игривости, и к моему сознанию подкрадывается леденящее душу осознание.

– Будто мы с вами близки. Где Элли? Она разве не сказала, что…

– Ты меня не помнишь? – заканчиваю за неё, но уже знаю ответ.

В этот момент мир вокруг меня застывает. Время замедляется, и каждый удар сердца отдаётся болезненной пульсацией в висках. Внутри разливается парализующий холод, а затем приходит обжигающая волна осознания: она смотрит на меня как на незнакомца. Эти голубые глаза, когда-то наполненные любовью и узнаванием, теперь смотрят с вежливым любопытством. Каждая молекула воздуха между нами становится тяжёлой, неподъёмной. Это чувство похоже на падение в бездну – когда знаешь, что спасения нет, но всё ещё инстинктивно ищешь за что зацепиться.

– Нет… – Зефирка виновато прячет глаза за подрагивающими ресницами.

– Извини, что накинулся, я просто… – отхожу от её кровати на безопасное расстояние и убираю руки в карманы. – Мы с тобой, мы…

Она внимательно следит за мной и ждёт, когда я закончу фразу, а в моём сознании не вовремя всплывают профессиональные знания о том, что жертвам амнезии нельзя рассказывать всё, что они забыли, особенно вещи, которые могут вызвать всплеск эмоций.

– Мы были друзьями, – даю ей самый безопасный ответ, и каждое слово ощущается предательством наших чувств.

– Друзьями?

– Да, Картер попросил присмотреть за тобой, пока ты жила в Монреале.

– Монреале?

Чёрт, я вроде как врач, но делаю только хуже.

– Ты этого тоже не знала?

Зефирка не успевает ответить, так как в палату входит врач.

– Мистер Максвелл, нам необходимо взять у мисс Золотовой анализы, не могли бы вы…

– Да, конечно, – киваю врачу и перевожу встревоженный взгляд на Зефирку. – Выздоравливай, Сена.

– Спасибо, Курт.

Так же странно и потерянно отвечает она. Хочется верить, что за этим «Спасибо, Курт» скрывается что-то большее, чем «извини, но я не знаю, кто ты».

Как только оказываюсь в коридоре, упираюсь лбом в холодную стену и легонько бью сжатым кулаком. Прохладная поверхность контрастирует с жаром отчаяния, бушующим внутри. Боль в костяшках пальцев – единственное физическое ощущение, за которое ещё можно зацепиться.

– Ты как? – тихий голосок Элли заставляет меня вынырнуть из бездны собственных мыслей.

– Почему ты не сказала?

– Не знаю… Подумала, а вдруг бы она вспомнила, – Элли нервно теребит край рукава, избегая моего взгляда.

– Элли, это не так работает, – выдыхаю я. – Я чуть было… – осекаюсь, ощущая, как горло сдавливает невидимым обручем. Ей совсем необязательно знать, что я чуть было не набросился на её сестру с непристойным поцелуем. – Я мог напугать её.

– Но ведь этого не случилось?

– Не знаю, – вдавливаю свою голову в холодный бетон стены, пытаясь