Моя идеальная ошибка - Оливия Хейл

здесь был тренажерный зал, и вдоль правой стены тянется ряд окон. Пол потерт от машин и тяжелых весов, в воздухе еще витает слабый запах резины и моющих средств. Зал создавался для жильцов здания, пока растущие расходы не заставили их пересмотреть решение. Поэтому помещение и сдается, а мы так быстро его нашли лишь потому, что брат Дианы живет в этом доме.

Я переступаю через порог. Сколько времени не была в студии. Пришла в спортивной форме под курткой на случай, если выпадет момент побыть одной. И удача, Диана ушла, а ключи у меня.

Управляющий зданием разрешил подержать их у себя целую неделю перед принятием решения о лизинге. Видимо, идея балетной студии в престижном старом доме пришлась по вкусу правлению кооператива, и они сочли это элегантным решением.

Я сбрасываю куртку на сумку. Смотрю на свое отражение в зеркале: знакомые очертания, которые я изучала, доводила до совершенства двадцать лет жизни. Инструмент для шлифовки. Инструмент для использования.

Бедро почти зажило. Я скрупулезно выполняла все предписания физиотерапевта, но до идеала далеко. Возможно, оно никогда не восстановится до уровня профессионального балета высшего эшелона. А если и восстановится... на это уйдет год. Два. Мне будет почти двадцать восемь.

Я всегда знала, что карьера недолговечна.

Снимаю свитер, остаюсь в тонком топике и лосинах. Растягиваюсь, наслаждаясь простором и огромными зеркалами. Здесь куда больше места, чем в спортзале квартиры Алека.

Хватит ли смелости подписать контракт с Дианой?

Тело само включается в движения. Впечатанные в мышцы, вбитые в кости, мне не нужно думать, что делать дальше. Череда растяжек, первая, вторая, третья позиции, отрабатывают постановку стоп, и я чувствуя привычные щелчки в суставах после нескольких дней без движения. Гибкость не дается никому просто так. Это навык, как и все в жизни.

После разговора с Конни я приняла решение. То, что должна сказать Алеку... как только наберусь смелости.

Я понимаю, что ему нужно время. Но мне нужна ясность, а он ее не дает. Не с разговорами о том, чтобы не причинить мне боль. Если Алек действительно считает, что у нас нет будущего, если это не стоит попытки...

Это ранит.

Больнее, чем жжение в бедрах, когда скольжу по полу, отрабатывая движения, которые знаю лучше собственных пальцев. Но я знакома с болью. Переживала ее раньше, переживу и теперь.

Я думала, наконец наступило время не просто выживать и побеждать. Время, когда можно сосредоточиться на развитии, на углублении запущенных отношений, на том, чтобы снова научиться радоваться... на поисках любви.

Делаю пируэт в пустом пространстве. Пол определенно нужно отшлифовать, неровности чувствуются даже через пуанты. Но во всем этом столько потенциала, что он буквально сочится из половиц и потертых стен.

Потенциал для новых друзей, новой работы, новой жизни. Возрождения. Я могла бы создать здесь что-то прекрасное. Преподавать. А может, даже учиться заочно, найти что-то по душе...

Здесь есть потенциал.

А я не видела его долгие месяцы.

Я делаю пируэт, затем еще один, но переключаюсь на прыжки, прежде чем бедро снова даст о себе знать. Какое же это блаженство. Снова двигаться так свободно, заполнять танцем все пространство студии.

Может, нам с Алеком не суждено быть вместе.

Может, это еще одна вещь, которую предстоит принять.

От этой мысли сердце сжимается. Но возможно... возможно, теперь я достаточно сильна, чтобы пережить и эту боль. Я пережила потерю мечты, карьеры.

Переживу и эту.

— Мог бы вечно на тебя смотреть, — раздается голос.

Я резко оборачиваюсь к полуоткрытой двери. Студия находится на втором этаже довоенного здания; здесь есть консьерж, но никто не должен был меня беспокоить.

Но это он.

Алек прислонился к дверному косяку. На нем костюм, левая рука в кармане, а взгляд прикован ко мне.

— Привет, — говорит он. — Не хотел напугать.

Я вытираю ладонью лоб.

— Все в порядке. Как ты нашел меня?

— Катя, — он делает несколько шагов вглубь помещения, осматриваясь. В волосах блестят капли дождя, и я бросаю взгляд в окно. Даже не заметила, что начался ливень. — Это то помещение, которое ты рассматриваешь для студии? — спрашивает он.

— Да, но ничего еще не подписано.

Он кивает и поворачивается ко мне. В правой руке лежит тонкая картонная коробка, которую я даже не заметила. На несколько мгновений воцаряется тишина.

Сердце бешено колотится от напряжения.

Губы Алека искривляются в полуулыбке.

— У нас не было возможности нормально поговорить. С тех пор, как в среду...

— Да. Было много дел.

— Надеюсь, ты хорошо провела День Благодарения с семьей. Елена была там?

— Да, и все остальные родственники. Они были в ужасе от истории с ограблением, — говорю я. — Но родители были очень благодарны, когда Елена рассказала о тебе.

Лицо Алека снова становится серьезным.

— Завтра я позвоню в полицию. Хочу узнать, как продвигается расследование.

— Спасибо, — я переминаюсь с ноги на ногу и снова смотрю на коробку. — Все в порядке? Ничего не случилось с детьми или...

— Нет. Я пришел к тебе, — он сокращает расстояние между нами, и между его бровями появляется складка. Та самая, знакомя. Руки сами тянутся разгладить ее. — Я слышал, тебе предложили работу.

Я скрещиваю руки на груди.

— Конни рассказала про Сиэтл?

— Да, — говорит он. В глазах мелькает та самая серьезность, та самая интенсивность, которая всегда была. Теперь она заставляет меня нервничать. — Если сама этого хочешь, я не стану тебя останавливать. Но не могу позволить принять решение, не сказав, что чувствую.

Дыхание перехватывает.

— Да?

— Я понял, что смотрел на нас неправильно.

— Правда? — шепчу я.

— Да. Совершенно неправильно. Я так зациклился на потенциальных проблемах, на том, как можем не сработаться, что забыл сказать самое главное. Единственное, что действительно важно, — он протягивает мне коробку, и я наконец понимаю, что это. Электронная книга. Последней модели. — Открой. Включи.

Дрожащими руками я достаю устройство.

— Что это?

— Я отметил свою сцену, — тихо говорит он. — Свою фантазию. Там есть выделенный фрагмент.

Я нажимаю кнопку, и экран оживает. В библиотеке всего одна книга. Без обложки, и когда я открываю ее, появляется страница с текстом. Взгляд сразу находит выделенный фрагмент посередине. Всего три слова.

Я люблю тебя.

— Что? — шепчу я.

Глаза Алека теплее, чем когда-либо видела, но так же серьезны.

— Я люблю тебя, — говорит он. — Вот что забыл упомянуть той ночью. Что должен был говорить каждую ночь все эти недели, потому что знал это так же давно.

— Ты любишь меня, — шепчу я.

Его губы растягиваются в улыбке, и в уголках глаз собираются морщинки.

— Да,