Спаси сердце короля - Фэя Моран

того, учитывая, что буквы не латинские. Гай рассказывал, что говорит на шести языках, так что я не удивляюсь. А ещё здесь есть небольшая Библия в кожаном переплёте. Вытаскивая каждую книгу поочерёдно, я случайно замечаю ещё одну. Но она будто бы нарочно была скрыта и лежала намного глубже, чем остальные. Мне не приходится долго рассматривать её, чтобы понять, что это пьеса Уильяма Шекспира «Ромео и Джульетта».

Никогда бы не подумала, что Гай может такое читать. Но, судя по количеству стикеров и внешнему состоянию книги, – она слегка потрёпана, словно её множество раз перечитывали, – Гай читал её с интересом. Я знаю, что это не моё дело и, возможно, я сейчас вторгаюсь в личное пространство, но… совладать с любопытством, когда дело касается внутреннего мира Гая, мне не по силам. И пусть меня простят за это. Вернув все остальные книги на место в том виде, в каком они были до моего вторжения, я достаю «Ромео и Джульетту» и усаживаюсь на кровати поудобнее. Всё равно мне делать нечего. Я раскрываю книгу на той странице, в которой оставлен один из стикеров, и удивляюсь, когда обнаруживаю несколько пометок на полях рукой Гая – красивый аккуратный почерк лежит на слегка пожухлых страницах, как будто даже не портя книгу, а наоборот – украшая.

Подчёркнутая фраза: «В двух семействах, равных в знатности…».

Заметка на полях: Как бы сложилась жизнь, если бы семьи не были врагами? Может быть, романтика и трагедия – это всего лишь следствие обстоятельств.

Я переворачиваю ещё несколько страниц.

Подчёркнутая фраза: «О, горестная судьба!».

Заметка на полях: Это неопределённость или случайность? И можем ли мы изменить судьбу или она уже написана за нас? И если она предопределена, то зачем тогда жить?

Подчёркнутая фраза: «И ненависть мучительна, и нежность. И ненависть и нежность – тот же пыл слепых, из ничего возникших сил, пустая тягость, тяжкая забава, нестройное собранье стройных форм, холодный жар, смертельное здоровье, бессонный сон, который глубже сна. Вот какова и хуже льда и камня, моя любовь, которая тяжка мне».

Я прохожусь пальцами по описанию прощания Ромео с Джульеттой перед смертью. И читаю то, что написал на этой странице Гай:

Заметка на полях: Может, иногда прощание – это не конец, а начало чего-то нового. В другом измерении. В другой жизни. Может быть.

Подчёркнутая фраза: «О, Ромео, Ромео! Зачем ты Ромео?»

Заметка на полях: Беспомощность перед лицом судьбы. Он всего лишь пешка в игре более могущественных сил.

Подчёркнутая фраза: «Любил ли я хоть раз до этих пор? О нет, то были ложные богини. Я истинной красы не знал доныне».

Подчёркнутая фраза: «Ромео, как мне жаль, что ты Ромео. Отринь отца да имя измени, а если нет, меня женою сделай, чтоб Капулетти больше мне не быть».

Заметка на полях (надпись, кажется, совсем свежая, и написана другими чернилами): Каталина

Я перелистываю ещё несколько страниц, а потом из книги что-то выпадает. Бретелька моего бюстгальтера и небольшой листок бумаги, исписанный тексом. У меня сбивается дыхание. Он не избавился от моего маленького подарка… Боже. Я была уверена, что он выбросил её в тот же день, когда я сбежала. Приглядываясь к записке, уже вижу, что это записи Гая. Его почерк, его рука оставила каждое слово. И здесь может быть всё, что угодно.

Я сомневаюсь несколько секунд, прежде чем взять листок в руки и всё-таки раскрыть его.

Моя милая Каталина

Я пишу это, чтобы хоть немного упорядочить тот хаос, что ты во мне вызвала. Я никогда не думал, что такое возможно. Что я буду сидеть в одиночестве в темноте, с зажжённой свечой, и строчить тебе письмо, как безнадёжный романтик из восемнадцатого века. Но именно этим я сейчас и занимаюсь, моя роза.

Когда мне было восемнадцать, я читал «Ромео и Джульетту», восхищаясь их безумной всепоглощающей любовью, и верил в неё не до конца, ведь передо мной никогда не было правильного примера того, как можно любить. И мне говорили, что любви просто не существует. Учили видеть одну выгоду в людях вокруг и не поддаваться чувствам.

Ты стала переменой всему.

Я считал «Ромео и Джульетту» красивой выдумкой. Но теперь я понимаю всё. Едва наши миры столкнулись в той чёртовой библиотеке. С самого начала наша судьба была предрешена. Господь позаботился о моём сердце таким странным способом. И теперь я отдал тебе своё сердце без остатка.

Когда ты захватываешь все мои мысли, я боюсь самого себя. Потому что это безумие в чистом виде. Я не могу не думать о тебе. Как бы ни старался. И вечно размышляю о том, что мне сделать, чтобы ты была счастлива даже с таким чудовищем, как я. Клянусь Господом, я готов на всё, чтобы увидеть твою улыбку. Нет ничего прекраснее мыслей о том, что ты улыбаешься мне. И мне больше не важно ничего. Я лишь хочу знать, что ты в порядке, что ты счастлива, что ты радуешься, что все твои враги уничтожены и жалеют о том, что когда-либо вредили тебе делом или словом. Потому что никто не может тебя обижать. Я не позволю.

Может быть, я много на себя возьму, когда скажу, что хочу быть твоим Ангелом-Хранителем, но я желаю этого больше всего на свете. Пусть твой ангел отдохнёт и уступит мне место.

Я хочу слышать, что ты думаешь так же. Я хочу знать, что ты чувствуешь хотя бы малую часть из того, что чувствую я. Потому что иначе в этом нет смысла. Может, я просто закапываю себя в бездну. Но, кажется, в последнее время всё хорошо.

Совсем скоро мы уйдём, я тебе это обещаю. Я работаю над этим. Нейт с Зайдом вовсю занимаются возможностью нашего побега, как я им поручил. Мы улетим из этой страны, Каталина, чтобы начать жизнь с чистого лица, вдали от моей семьи. Нужно всего лишь подождать. И никто больше не сможет помешать нам, милая. Никто.

Просто дождись этого дня вместе со мной.

И, пожалуйста, если твоё сердце не отвергает этого безумца, что строчит тебе сейчас письмо, никогда его не бросай.

Иначе он просто погибнет.

С любовью, Гай

Глава 18

Мир вокруг меня раскалывается. На миллиарды осколков, которые при этом ранят меня изнутри, – острые, блестящие, отражающие искажённую чудовищную реальность.

Я роняю письмо, откидываясь на