Фрейлина - Тамара Шатохина

Так сам собой отпал один из вариантов… пожалуй, наилучший в его случае — напиться до положения риз. Но ни обнажать тело, как Ной, ни душу… после увиденного в караулке желания уже не было.

Спешившись у залива и не обращая внимания на дождь… наоборот — запрокинув и подставляя ему лицо, Константин нетерпеливо стянул сапоги и ступил в воду, зарываясь пальцами ног в холодный песок.

Все внутри горело огнем, требуя поступков, действия — он выбрал самое безобидное из возможных — пережидал.

То, что временно сгладило шок и притупило понимание — очарование ее присутствия рядом и первого в его жизни… их жизни поцелуя, ушло еще там.

Реальность осознания наступала слишком быстро. И уже провожая Таис, он вдруг понял ее совратителя. Не оправдал, но по-мужски понял — устоять было практически невозможно.

Они проходили мимо и… нечаянно упав на Большую оранжерею, его взгляд прикипел в двери, которая — он знал, всегда оставалась открытой. И только могучим усилием воли он не замедлил шаг и не подхватил Таис на руки…

Спрашивать имя того, кто не справился с собой — не захотел или не смог, не имело смысла. Понимал уже, что она не скажет. Да и все усилия сейчас нужно было направить на другое. Требовалось понять, что делать дальше.

Вытерев ладонью лицо от, казалось, закипавшей на нем воды, он опять запрокинул его, соображая…

Безусловно, это отец — и услал его, и поторопил венчание. Предъявлять по этому поводу совершенно бессмысленно — все уже сказано и услышано. Император редко менял свои решения, да и менять что-либо в этом случае было уже поздно.

Сейчас Великий князь люто завидовал кавказцам, их дикому обычаю с похищением полюбившейся женщины. Наплевав при этом на весь мир… пускай потом хоть конец света! Пускай дальше вражда, пускай режут друг друга их роды и тейпы, льется кровь невинных — и к чертям все! Лишь бы с ней, лишь бы она — или она, или никто!

Жаль, что он воспитан иначе.

Задыхался сейчас… не хватало воздуха, свободы не хватало! Свободы решать за себя, любить, жить, как хочет…

Чуть снижало накал ситуации отсутствие ревности. Помнил, как люто ревновал ее к Сергею Загорянскому, но сейчас этого не было — верил, что все так, как сказала Таис. Там просто хороший человек… которого он, не задумываясь, вызвал бы. Иного выхода просто не видел, но и этот уже невозможен — тот просто помог.

Смириться? А чем жить тогда — в душащих рамках, в серости эмоций… все-таки постепенно остывал он внутри, чувствуя озноб. Струйки воды ползли по ложбинке позвоночника, стекая в подштанники — впрочем, тоже давно уже мокрые. Оглянувшись на понуро свесившего голову коня, Костя крепко погладил его по шее, шепнув в дернувшееся ухо:

— Прости, братец…

Уже дома, переодевшись в сухое и влив в себя по настоянию Прохора чарку водки, Костя упал на постель. Постарался отрешиться от горечи и отчаяния, вспоминая хорошее: поцелуи и ее всю — искреннюю, открытую, честную во всем и всегда. Перепуганную и потерянную в темном парке, так нуждающуюся в защите — в нем.

И она ведь тоже… Но зная Таис… он улыбнулся темноте. Зная ее, не стоило ожидать ответных признаний. А ему и не нужно — и так все понял и почувствовал. Она обещала верность, а значит время еще есть… какое-то время для поиска лучшего из решений. Но не слишком долго — долго не выдержать.

Потихоньку он проваливался в сон, где скрипели садовые качели и звучал женский смех. Мышцы рук и ног ощутимо напрягались во сне, раскачивая их двоих. Взлетев до небес, они с хохотом падали вниз и взлетали опять…

— Кост и, — растерянно протянула Ольга, увидев его: — Ты здоров?

— Оли́… — усмехнулся брат, — а ты помнишь, откуда взялись эти прозвища? Кости́, Оли́, Никса, Мэри, Адини… Низи?

— У нас родовые имена… слишком часто повторяющиеся? Хотелось свободы от них, хотелось нового! — подхватила сестра.

— Ты счастлива сейчас, свободна… Оленька? — ласково провел брат рукой по гладко убранным волосам и нежной щеке, отмечая, как меняется выражение лица Ольги на решительное, почти непримиримое.

— Не отвечай. С тобой сделали то же самое. Я помню, как светилась ты подле Саши… прости, если делаю больно. А что мне делать, скажи? Ты самая разумная из нас, тебе я поверю.

— Тогда уйди сейчас и не приходи сегодня, Костя. Не хочу, чтобы и тебе было больно. Потерпи этот день, дальше станет легче.

— Всего день? — задумался мужчина.

Не помнил, что делал весь этот день. Пытался читать, терзал виолончель, скакал опять — вдоль дороги, ведущей на Петербург. Мимо прекрасных особняков, утопающих в садах и дворцов. Построенных в соответствии с «каменною изрядно архитектурой» — как и велел великий Петр.

Дорога тянулась вдоль моря ️и не уступала по красоте дороге от Парижа к королевской резиденции в Версале.

Но Костя мало что видел помимо стелющейся под копыта грунтовой дороги и вороной гривы. Возвращался медленным аллюром, понимая, что Ольга права — нельзя ему сейчас туда. Ради Таис нельзя.

И не сдержался, не устоял… сорвался одеваться, с ужасом понимая, что вечер мог быть уже окончен, что не успеет.

Но он успел. Встал в дверях залы и среди немногих присутствующих — человек двадцати всего, сразу выхватил взглядом белоснежное платье и всю ее — совершенно удивительную в новом образе. Образе невесты.

Решительно шагнул внутрь, извинившись за опоздание перед хозяйкой вечера. Ольга смотрела встревоженно, но Костя улыбнулся ей и подошел поздравить Фредерика Августа и Таис. Первому крепко пожал руку, прямо взглянув в глаза. Таис же…

— Не было времени найти достойный подарок, Таисия Алексеевна, однако же…

— Ничего страшного, я и не ждала… — пробормотала та, глядя опасливо и настороженно.

— И напрасно… вот — держите на память, — отстегнул он от пояса военно-морской кортик.

— Константин Николаевич… самое дорогое? Символ офицерской чести и верности долгу? — среди полной тишины позволил себе высказаться муж Марии.

— Самое дорогое для офицера сама честь, Максимилиан, тебе ли не знать, — улыбнулся ему Константин, — продолжайте, господа. Вероятно, я чему-то помешал?

— Пожалуй, уже и ничему — nehrr prinz und prinzessin, в честь которых прием, покидают