Особенности преддипломной практики - Анна Азарцева

Даже по позвоночнику периодически простреливало так, что я боялась лишний раз вздохнуть. Из головы сшили футбольный мяч, надули и неизвестные мне игроки пинали его друг другу. В глазах искрило кроваво-алым.

Не болели только ногти и волосы, но там и болеть было нечему.

Я попыталась очень медленно перевернуться на бок. Ох, лучше бы этого не делала! Шашлык сразу взорвался новой острейшей резью, а ливерное канапе начала чувствовать по отдельности каждым кусочком!

Это что, на меня так подействовал поцелуй паршивого эльфа? Или его мерзейшее предложение? Если у меня такая реакция на ильфарийские милости, то избави меня Хальст от подобного в будущем!

Когда жгучая боль чуть поутихла, я смогла более-менее оглядеться.

Лежала я в своей кроватке, в своей спаленке, в своем домике. На улице уже стемнело, но из раскрытого настежь окна слышалась веселая гульба, музыка, радостные крики и треск фейерверков. Ночное небо периодически озаряли цветные вспышки и яркие огни. Народ вовсю праздновал начало Недели Урожая и не собирался расходиться так рано.

Интересно, кто же меня притащил домой?

Варианта два: либо его мерзейшество, либо Инвар.

Спаситель укрыл одеялком — плюсик в сторону Инвара. Но... пощупала себя под одеялом, подозревая худшее. Худшее подтвердилось — ни платья, ни корсета. На кровати я лежала почти голая, лишь в одних трусиках.

Вывод один: мой спаситель — его подлейшество Валосирель. Инвар бы свалился в обморок, только начав расшнуровывать мой корсет. А этому хоть бы хны, небось еще и нащупался вдоволь невинного девичьего тела. Ручки то шаловливые под стать мыслишкам гадостным. В голове опять полыхнуло алым и я еле слышно застонала, схвватившись за виски.

Но хуже было то, что приглушенным звуком я слышала чье-то тихое сиплое повизгивание. Как будто маленького щенка схватили за шею и с силой ее сдавили.

Чуть повернула голову на хриплый сип и глотнула немного свежего воздуха в легкие, чтобы громко прекратить издевательства над животным. Для этого пришлось еще пару мгновений проморгать глазами, сбивая невольно выступившие слезы. Поднять руку и вытереть щеки сил уже не было.

И узрела я картину маслом. В тусклом свете ночника у стены застыли две мужские фигуры в очень интересной позе. Мэльст придавил к стене несчастного Йонаса и скалой навис над ним. Парень подергивал тощими ножками, руками вцепился в железную хватку эльфа и безуспешно пытался высвободить горло. Лицо покраснело, глаза выпучились от ужаса, казалось, еще чуть-чуть и он на самом деле задохнется.

— Выкладывай, полутруп, чем накормил госпожу ведьму? — прошипел ильфариец. Камзол он бросил рядом с моей кроватью, груда дорогущего темного бархата валялась на полу, и сейчас высокородный паршивец красовался в белоснежной рубашке с завернутыми по локоть рукавами. Тонкую талию охватывал широкий кожанный пояс, на стройных ногах плотно сидели темные брюки. Красавец, чего уж там. Паршивейший, мать его ..., красавец!

— Ничего такого, — еле еле просипел Йонас, цепляясь за сильные жилистые руки у своего горла, — все было наисвежайшим.

— Наисвежайшим? — от тихого голоса Валосиреля даже мне стало страшно. Мужчина сдавил пальцы сильнее.

— Может она в таверне что-то не то скушала? — взвизгнул Йонас. Его лицо уже побурело, вот-вот кровь из глаз и ушей польется.

— В какой таверне, падаль? — Мэльст приподнял шеф-повара выше по стене так, что ноги несчастного парня оторвались от пола, — Госпожа ведьма — студентка арлитского университета, — от его спокойного, но пропитанного такой дикой злобой голоса, по позвоночнику пробежала жуткая дрожь, — Такая ядовитого скарла сожрет и попросит добавки.

— Наговариваете вы на нашу семью. Грех это! — простонала я, мигом представив тарелку с живыми шевелящимися шупальцами, слегка светящихся болотно-зеленоватым цветом. Морские гады они такие... гады.

Мэльст мигом повернулся ко мне. Бледное добела лицо со сведенными бровями, полу-безумные темные глаза, тонкий рот с бескровными губами. Я бы шарахнулась от этого монстра, но мне было слишком больно даже дышать.

Валосирель сбросил Йонаса на пол и повел над ним двумя пальцами, запечатывая парня в лиловый магический кокон. Тот схватился за пострадавшее горло и с силой вдыхал в себя воздух, слегка постанывая от боли. Его тощая грудь ходила ходуном, а глаза с ужасом следили за своим мучителем. Он попытался отползти в сторону, но кокон тут же среагировал, вспыхнув яркой молнией. Йонас по новой взвизгнул и тихо заскулил.

Ильфариец метнулся ко мне и уселся на край моей кровати. Протянул руку и осторожно, словно не веря самому себе, дотронулся до моей щеки, вытирая слезы. В его глазах плескалась невыразимая буря чувств, из которой я не смогла вычленить что-то определенное. Радость, сожаление, любовь, страдание, даже ненависть. Но ни во взгляде, ни в словах, обращенных ко мне, не было ни грана той злобной жестокости, которую Валосирель проявил к Йонасу.

— Очнулась? Наконец-то! — он бережно погладил меня по голове и от его прохладной ладони растекалось легкое успокоение и обезболивание, — Молодец, девочка моя! Умница! Значит, все будет хорошо! Значит, выживешь!

Валосирель заботливо, словно драгоценную вазу, приподнял меня за плечи в попытке объятия, но стоило мне поморщиться от боли, как он тут же уложил меня обратно на подушку:

— Ничего, моя ириль, ничего. Все пройдет! Пройдет! Не волнуйся!

— Я...

— Сейчас надо выпить вот это лекарство! — он взял с прикроватного столика какую-то бутылочку из темного стекла. Налил на ложку немного вязкой синей жидкости и поднес к моим губам. Мне даже говорить было больно, где уж тут возмущаться тем, что насильно поят каким-то ... Хм, а вкусненьким таким, сладеньким...Резко захотелось спать... Глаза закрылись в один миг и я снова ушла в темноту.

— Спи, ириль! — прохладная ладонь погладила меня по голове и коснулась губ, вытирая капельку лекарства, — Спи! Я буду рядом!

И снова темнота. Густая, плотная, как будто мне на глаза наложили тугую черную повязку. Даже при зашторенном окне полоска света от уличного фонаря всегда падала на пол, тускло очерчивая контуры мебели в спальне. А сейчас не видно ничего — ни столика у кровати, ни лампы на нем, ни проёма двери.

Это просто ночь такая темная или... я ослепла?

Паника затопила сознание и я испуганно заметалась в постели, когда раздался успокаивающий тихий голос:

— Тихо, ириль, тихо. Все хорошо.

— Я ничего не