Это мгновение - К. С. Отем

В поезде я сказал себе, что не буду чувствовать вины за то, что уехал, за то, что сделал то, что должен был сделать. И я не чувствую, но от этого тот факт, что меня не было рядом, когда я был нужен ему или когда я нуждался в нем, не становится менее болезненным.

— Мне нужно было уйти, папа, — наконец сдаюсь я и прислоняюсь к Джейми. Он обнимает меня за талию и кладет ладонь мне на живот. От меня не ускользает вопросительный взгляд моего отца, но он ничего не говорит.

— Я отталкивал тебя годами, и еще больше, когда ты женился на Марии, — я смотрю на красивую блондику, стоящую рядом с моим отцом, положив руку ему на плечо. Она всегда была со мной приветлива, а я отплатил ей плохим отношением и полным безразличием. — Как я мог остаться? С моей стороны было нечестно просить тебя помочь мне пережить худшие дни в моей жизни. Не тогда, когда я никогда не был рядом с тобой.

— Семьи не сводят счеты, Кайден, — говорит папа твердо, но без злобы. — И это именно то, что мы есть — ты, я, Мария, Джейми и Купер. Я знаю, что мы не та семья, о которой ты всегда мечтал, но мы то, что у тебя есть.

Мария встает перед ним и целует меня в щеку.

— Мы любим тебя.

Я не могу вспомнить, когда в последний раз моя собственная мать говорила мне, что любит меня — думаю, мне было лет пятнадцать или шестнадцать. Это было так давно, что я не помню, каково это — иметь мать, любящую меня. Слова Марии проникают в мое сердце, заполняя трещины, которые образовались задолго до смерти Купера.

— Почему? Я был так ужасен с тобой.

Она мягко улыбается и смотрит через мое плечо на Джейми.

— Я вырастила мальчика-подростка, я привыкла к плохому отношению. Тебе не нужна была мачеха и сводный брат, я сама была в таком положении, так что понимаю. Но ты не смог бы отпугнуть меня или помешать мне любить тебя и Купера, как своих собственных.

Джейми с обожанием усмехается, его дыхание обжигает мою шею, и я не могу сдержать ухмылку.

На кухне воцаряется тишина, пока теплое летнее солнце струится через окна и открытую заднюю дверь. Проходит несколько секунд, прежде чем мой папа снова говорит.

— Я действительно скучал по тебе. Спасибо, что вернулся домой.

Любовь…

Семья…

Дом...

Кажется, что всего этого слишком много и в то же время недостаточно. Я хочу сказать больше, вдохнуть больше их сладких слов и понимания, но мое тело и разум слишком устали.

Мои колени превращаются в желе, грудь сжимается, и я задыхаюсь от приливной волны слез, вызванных годами страданий. Мой папа забирает меня из объятий Джейми, прижимая к себе и позволяя мне плакать о каждом моменте моей жизни, который причиняет боль. За те разы, когда моя мать бросала меня и заставляла чувствовать себя никчемным, за те разы, когда я подводил своего близнеца, за моменты, когда мне казалось, что причинение боли самому себе было единственным ответом. Я оплакиваю брата, которого я потерял, и время, которое мы потеряли раньше, когда я мог бы смеяться с ним, но вместо этого утопал в выпивке и мужчинах. И я плачу за три года, которые я провел без этого — без своей семьи.

Когда у меня больше не осталось слез, и мое тело дрожало от непреодолимого изнеможения, я, наконец, отстраняюсь от отца и возвращаюсь на свое место в объятиях Джейми. Мария, которая, как и ее сын, прирожденный воспитатель, приготовила четыре чашки чая и разложила кусочки шоколадного торта. Каждый из нас берет по кружке и тарелке, а затем садится в гостиной. Мария и папа на большом диване, Джейми в кресле, а я на полу между его ног. Его руки перебирают мои волосы, пока я пью чай. Здесь тепло и уютно, и вместе с ощущением успокаивающего присутствия Джейми я чувствую себя более сосредоточенным и уравновешенным, чем за очень долгое время.

— Кто-нибудь когда-нибудь объяснит мне это? — спрашивает папа, указывая на меня и Джейми. Атмосфера в комнате меняется, и позади меня рука Джейми крепче сжимает мои волосы.

— Мама уже выразила свое беспокойство, — отвечает Джейми.

Я пропустил большую часть его разговора с мамой этим утром, поэтому не знал, что у нее были опасения.

Хотя я понимаю, как это может выглядеть для других.

— Тогда, я надеюсь, ты понимаешь, что мы хотим только лучшего для вас обоих, — дипломатично добавляет мой отец.

Мы оба киваем, и он продолжает:

— У меня в голове не укладывается, как вы двое вдруг стали терпеть друг друга.

Он расплывается в улыбке, снимая напряжение в комнате.

Джейми смеется, и я поднимаю голову.

— Я терплю его, потому что на самом деле он не такой уж сварливый осел. По крайней мере, большую часть времени, — говорит он, его голос полон нежности, и это вызывает смешок у Марии и моего отца. Я не произношу этих слов вслух, но мысленно думаю о них. Я обожаю этого мужчину. Он — солнечный луч, пробивающийся сквозь все мои самые темные тучи.



— Ты либо родился со странным талантом к Uno, либо жульничаешь, — шутит мой отец, бросая карты на стол. — С меня хватит. Пора заканчивать, завтра мне очень рано вставать.

Он встает, потягивается, затем наклоняется и шепчет что-то Марии на ухо. Она краснеет, улыбается нам, а потом встает и прощается.

— Они все еще по-дурацки влюблены, — замечаю я, когда они оба выходят из комнаты.

— Отвратительно, — отвечает Джейми.

Прошло два дня с момента моей встречи с отцом. Возвращаться в этот дом было... странно. Хорошо, но в то же время тревожно. С одной стороны, налаживание этих новых отношений с ним заполнило пространство внутри меня, которое пустовало годами. Приятно знать, что он хочет, чтобы я был рядом, и что он любит меня. Это чувство, которого я так часто искал у своей матери, не замечая,