Это мгновение - К. С. Отем

сидели рядом с нами раньше, и проводим следующие несколько часов, отплясывая под Achy Breaky Heart и кантри-плейлист, в котором нет ни одной песни, знакомой мне. Мы оба взмокли, слегка навеселе и до безумия счастливы — настолько, что у меня ноют мышцы от постоянной улыбки.

Кайден явно родился с двумя левыми ногами и полным отсутствием чувства ритма, но, чёрт побери, он такой милый и до невозможности красивый — в этих своих чёрных локонах и с розовыми щеками — что я не могу отвести от него глаз. Каждый раз, когда он оступается и натыкается на меня, моё тело вспыхивает от одной только его близости.

— Я буду по тебе скучать, — говорит он, его слова чуть сбиваются. — Отношения на расстоянии могут сработать, ты не думаешь? Это же не так уж далеко. Мы можем видеться по выходным.

Попроси меня поехать с тобой.

Я думаю о всём, что держит меня здесь — а если честно, это почти ничего — и ловлю себя на мысли: а что, если начать всё заново где-то в другом месте, как это сделал он? Может, это именно то, что мне нужно.

Я уже открываю рот, чтобы сказать ему, но замолкаю, увидев человека, которого надеялся больше никогда не встречать.

Кайден стоит ко мне грудью, а спиной — к женщине, которая теперь наблюдает за нами с края танцпола. Почему она здесь? Почему именно сегодня? Почему он никогда не может просто спокойно пожить?

Мой мозг лихорадочно перебирает варианты, как бы увести Кайдена отсюда, пока они не заметили друг друга. Но я опоздал. Темноволосая женщина с чертами лица, так похожими на его, делает шаг вперёд.

— Кайди? Это правда ты, милый? — кричит она, перекрикивая музыку.

Вся группа замирает, и взгляды обращаются к нам.

Глаза Кайдена расширяются всего за секунду до того, как он резко разворачивается, лицом к лицу сталкиваясь с собственной матерью.

— Мама?..

Она бросается к нему, драматично обхватывая его за плечи — и всё это моментально вызывает у меня флешбек с похорон Купера. Кайден напрягается и отшатывается назад. Она отпускает его — к счастью, раньше, чем у меня появилась возможность силой оттащить её — и тут же хмурится.

— Не могу поверить, что ты здесь! — её голос скачет, будто кто-то щёлкнул тумблером внутри неё. — Ты игнорировал меня годами! — теперь голос резкий, злой, и Кайден вздрагивает, делая ещё шаг назад, пока его спина не утыкается мне в грудь. — Как ты мог так поступать со своей собственной матерью?

Слушать это — абсурд. Особенно от неё, учитывая, как она всю жизнь обращалась с обоими своими сыновьями, будто они были кем-то забытым и ненужным.

Кайден вздрагивает всем телом, его пальцы нервно тянутся к шраму на руке. Я чувствую, как он медленно уходит — по кусочкам, по миллиметру. Улыбки, смех, лёгкость — всё исчезло, будто их никогда не было. Вместо них — человек, которого я помню по тем временам, когда только Купер мог удержать его от полного развала.

— Прости, — шепчет он, достаточно громко, чтобы услышал только я.

Я обнимаю его, одной рукой прижимаю к животу, второй — к груди, накрывая ладонью его бешено колотящееся сердце. Я просто надеюсь, что моё прикосновение, моё присутствие, вес моего тела рядом — всё это сможет хоть как-то удержать его от того, чтобы рассыпаться на части. На такие, которые я уже не смогу собрать.

Он рассказывал мне, как тяжело работал над тем, чтобы принять — или хотя бы пережить — то, как его мать относилась к нему и Куперу. В последнее время ему стало проще говорить о ней.

Но видеть её — это совсем другая история. Я обнимаю его крепче, пока его мать медленно оглядывает сына, взгляд останавливается на том месте, где моя рука лежит на его груди.

— Ты забыл, что у тебя вообще есть мать, и имеешь наглость заявиться в мой бар с этим никчемным куском дерьма? — выплёвывает она. Мне нужна секунда, чтобы осознать её слова. А когда доходит — по венам вспыхивает горячая, белая ярость.

— Твой бар? — спрашивает Кайден, голос у него дрожит.

Она молчит, и я не выдерживаю:

— Я — кусок дерьма? Серьёзно? Слушать это из твоего рта — смешно.

Она полностью меня игнорирует. Смотрит только на Кайдена.

— Да, мы с мужем купили его, — говорит она и кивает в сторону мужчины в кожаных ботинках. Её муж.

Что-то в этих словах пробивает Кайдена до самого нутра — он срывается на всхлип, и у меня внутри всё скручивается. Каждая клетка требует одного — забрать его отсюда, как можно дальше.

— Пойдём, милый, — шепчу я ему на ухо. — Просто пойдём.

— Боже, Кайди, — добавляет она с презрительной усмешкой. — Я думала, ты у нас умный, не то что твой брат. А в итоге притащился сюда с его объедками.

Что-то надвигается на Кайдена — как тёмная туча, трескающаяся и разрывающаяся, пока на землю не обрушивается ливень с громом. Он вырывается из моих объятий и шагом влетает в её личное пространство. Его трясёт, но голос звучит чётко, ровно, почти спокойно — настолько, насколько это вообще возможно.

— Этот брат был лучшим человеком, которого я когда-либо знал. Он был слишком хорош для тебя. Он заслуживал мать, которая любила бы его. Которая хотела бы его. Мы оба этого заслуживали. Я вычеркнул тебя из своей жизни, потому что ты — яд. А я не хотел умирать от тебя.

Он тянет руку назад, ловит мою ладонь, мягко, но уверенно дёргает, притягивая меня к себе. Мы теперь стоим рядом.

— Мне плевать, что ты думаешь обо мне. О Джейми. Да хоть обо всём на свете.

— Он проходит мимо неё, не оглядываясь. Я иду за ним следом, не отпуская его руку.

Я жду, что он развалится на куски. Его трясёт, зубы стучат, хотя воздух снаружи тёплый и тяжёлый. Но он не разваливается.

Я чувствую гордость. Он хрупкий, да. Но такой же сильный, как стекло — если не трогать, может выдержать всё.

— Я не могу вернуться. По крайней мере, не насовсем, — говорит он. В голосе — холодная, спокойная окончательность, от которой у меня внутри всё сжимается. — В этом городе слишком много Купера. Слишком много того,