Укушенная - Джордан Стефани Грей

От неожиданности я протягиваю руку, чтобы дёрнуть его за ленточку, когда он проносится мимо меня, но он всё ещё слишком ловок. Он почти мгновенно приходит в себя, хватает меня за руку и швыряет на землю. Я падаю на траву, как наволочка из кирпичей. Болезненный удар, когда моё тело соприкасается с землёй. И вот он уже сверху, повсюду вокруг меня. И тяжёлый. Хотя я пытаюсь вырваться из-под него, он прижимается ко мне сильнее. Сжимает меня. И я пригвождена.

— Грёбаный мудак, — рычу я.

Каликс улыбается, теребя потрёпанный край ленты на моём рукаве. Я хватаю его за запястье и выворачиваю, прежде чем он успевает её убрать. Он шипит, его лицо в нескольких дюймах от моего. Даже меньше. И вместо этого я хватаю его за ленту. Он одновременно берёт меня за руку, и мы смотрим друг другу в глаза. Ни один из нас не хочет сдаваться. Но мы также не хотим заканчивать этот поединок вничью.

— Что с тобой не так? — повторяет он, его грудь вздымается напротив моей.

Может быть, это из-за адреналина, или из-за того, что я не могу отдышаться, или, может быть, я действительно просто жалкое создание, которое не скрывает своих чувств, но я спрашиваю:

— Где ты был? Где были ты и Син? — Мой голос срывается, будто в горле зарождается рыдание, но слёзы не идут. И не пойдут. Каликс в замешательстве качает головой.

— Я не понимаю.

Я упираюсь свободной рукой ему в грудь. Шлёпаю его по прессу. Он принимает всё это без слов, его взгляд сверлит мой. Ищет. Он не дёргает меня за ленточку и не мстит. Это злит меня ещё больше. Затем я царапаю ногтями его плоть, желая, чтобы он ответил. Раны затягиваются, набухают, а затем затягиваются, но он по-прежнему этого не делает. Я ненавижу это.

Я ненавижу то, что не могу никому доверять.

— Ванесса, — говорит Каликс низким и хрипловатым голосом. — О чём ты говоришь? Лорд Аллард сообщил нам с Сином, что после встречи тебя отправили в твою комнату. Ты не захотела оставаться при дворе. Они попросили, чтобы мы оставили тебя в покое на следующие несколько дней, потому что ты получила выговор за какой-то чёртов блокнот.

— Ты не проверил меня, — обвиняю я. — Ты не пришёл и не спросил.

— Ты и раньше бывала расстроена! По крайней мере, в этот раз ты не убегала тайком. У тебя не было тайных свиданий. Я…

Я кричу, и земля под нами сотрясается. А может, это только мне кажется. Я никогда не думала, что могу быть такой сильной. Никогда не думала, что могу быть такой… такой чудовищной. Изо всех сил я обхватываю его бёдрами и отбрасываю в сторону. Забираюсь на него сверху и сжимаю ему горло. Он поднимает обе руки в знак капитуляции, выражение его лица жёсткое. Обиженное.

Мне, блядь, всё равно.

Позади нас одноклассники скандируют, призывая нас уже взять ленточку соперника. Инструктор Шепард кричит, что на часах осталась минута. Но меня не волнует ни то, ни другое. Есть только Каликс… Каликс и его преданность, его наивность. А также моя.

— Ты действительно думал, что они говорят правду? — Я склоняюсь над ним, и мои волосы рассыпаются между нами. Падают ему на шею, грудь, лицо. Он откидывает их в сторону прерывистым дыханием. — Ты действительно думал, что, если королева найдет мой дневник, это повлечёт за собой одиночное заключение или лёгкий выговор? Пораскинь мозгами, Каликс. Ты прожил при дворе достаточно долго, чтобы понять, что наказания здесь всегда более чем поверхностны.

Каликс кладёт одну руку мне на талию, другую — на плечо. Есть два места, где он мог бы применить силу, чтобы сбросить меня с себя или сломать мне конечность. Он не делает ни того, ни другого. Он просто держит меня. Проходит несколько секунд. Он изучает моё лицо. Румянец распространяется от моих щек до кончиков пальцев ног. Мои странные фиолетовые глаза. Внутри я киплю. Я — лава и пламя, и я… я не могу это контролировать.

— Что они с тобой сделали? — шепчет он.

Я прикусываю губу, обнажая клыки. Я собираюсь выиграть этот бой честно.

— Дело не в том, что они сделали со мной, — говорю я. — Дело в том, что они сделали с Уной.

Осталось тридцать секунд. Я считаю, даже если он — нет. Он, должно быть, видит это по моим глазам… что я собираюсь дотянуться до его ленточки. Он снова разворачивает нас, меняясь местами, так сильно сжимая мою руку, что ломает кости. Но я ждала, когда он восстановит силу. Ждала, когда он пошевелится, достаточно быстро, чтобы я могла незаметно провести рукой по его руке.

Вот почему, когда он прижимает меня к траве, поднимая мои запястья над нашими головами, я уже сжимаю в руке его ленту.

Я заставляю себя улыбнуться, надеясь, что выгляжу такой же злобной, какой себя чувствую.

— Я победила.

Никто из наших одноклассников не хлопает. Даже Порция и Син. Я и не ожидала от них этого. Мне тоже не очень хочется праздновать. Всё это — моя ярость, моя победа — кажется каким-то пустым сейчас, когда я лежу под Каликсом с дурацкой ленточкой в руке. Как бы я ни старалась, я не могу избежать жестокости этого двора. Я не могу избежать даже своей собственной жестокости. Я могу только ждать, когда Каликс слезет с меня.

Нахмурившись, он протягивает мне руку, но я не принимаю её. Я вскакиваю на ноги без его помощи.

— Ванесса, — начинает он.

— Не надо, — говорю я и удаляюсь, чтобы побыть одной.

Уна возвращается через неделю, чтобы уложить меня в постель, но всё это время она хромает. Её раны зажили, хотя кости и сухожилия на икрах уже никогда не будут прежними. Она улыбается и смеётся, выполняя большую часть своих вечерних обязанностей, даже когда становится ясно, что работа её утомляет.

Однако по мере того, как проходит ночь, её настроение ухудшается. Она отталкивает меня, когда я пытаюсь помочь с мытьём ванны.

— Я такая же, какой была, — говорит она. — Я могу справиться с этим сама. — Затем она начинает плакать у ванны. Я поднимаю её на руки, что оказывается несложной задачей благодаря моей силе, которую я развивала в свободное время, прежде чем сесть рядом с ней на кровати и успокаивающе погладить её по спине.

— Это