Разрушенные клятвы - Катарина Маура

Я смотрю на нее в замешательстве, в голове всплывают тысячи воспоминаний. Я никогда не любила печенье, но со временем оно стало мне дорого только потому, что так много значило для Сиерры. Я прижимаю коробку к груди, и меня накрывает волной сожаления. Больше всего на свете я хочу вернуть нашу дружбу. Хочу, чтобы я не потеряла ее.

— Ты не видишь этого, — тихо говорит бабушка Анна. — Но Зейн сейчас намного счастливее, чем был за последние годы. А его семья хочет для него только этого. Они просто хотят, чтобы он был счастлив. Если ты можешь это ему дать, они простят тебе все.

Я смотрю на нее, не зная, верить ли ей. Даже если это правда… Я помню, какими счастливыми мы с Зейном когда-то были. Но сейчас до этого счастья так далеко. Мы никогда не вернем то, что у нас было. Не с тем, что стоит между нами. Я никогда не прощу его за то, что он сделал. И он не простит меня за то, как я ответила.

— И еще кое-что, — бабушка снимает передник, под которым оказывается строгий черный брючный костюм. — Больше никаких пропущенных семейных ужинов. Я пошла тебе на уступки больше, чем ты можешь представить, но больше не стану. Теперь ты будешь приходить каждую неделю.

Я приоткрываю губы, собираясь возразить, но взгляд бабушки Анны дает понять — спорить бесполезно. После первого семейного ужина я избегала ее дома, не желая причинять семье еще больше боли.

Она мельком смотрит на часы и, не дав мне вставить ни слова, ведет меня к выходу.

— Увидимся в воскресенье, — бросает она, когда перед домом останавливается ее водитель.

Я молча киваю и провожаю ее взглядом, пока она не скрывается за тонированными стеклами лимузина. Затем медленно иду к своей машине, чувствуя себя опустошенной.

Я смотрю на коробку с печеньем, лежащую на пассажирском сиденье, и в груди растет тревога. Я даже не осознаю, что делаю, пока не оказываюсь на извилистой дороге, ведущей к дому Сиерры.

Мое сердце бешено колотится, когда я паркуюсь перед ее дверью. Я сжимаю коробку в руках, колеблюсь. Когда-то, в прошлом, я поклялась, что первую коробку печенья от бабушки Анна отдам ей. Но теперь мне кажется глупым стоять здесь. Она, скорее всего, даже не возьмет их, просто потому что к коробке прикасалась я.

Я выхожу из машины, не выпуская печенье из рук, и подхожу к крыльцу. Глаза устремлены на ее красную входную дверь. Я не знаю, что делать. И в конце концов выбираю трусливый путь. Я опускаюсь на колени и аккуратно ставлю коробку перед дверью. Делаю шаг назад и глубоко вдыхаю. Разворачиваюсь, но не успеваю сделать и трех шагов, как дверь за моей спиной открывается. Я замираю и оборачиваюсь.

Сиерра стоит на пороге, укутанная в длинный шелковый черный халат. Ее взгляд медленно скользит от меня к коробке, и она тяжело вздыхает, скрещивая руки на груди.

— И что это значит? — тихо спрашивает она.

Я поворачиваюсь к ней лицом, чувствуя, как по позвоночнику пробегает неприятный холодок.

— Твоя бабушка только что дала мне коробку свежевыпеченного печенья, — осторожно говорю я. — Я к нему даже не притрагивалась. Оно, должно быть, еще теплое.

Сиерра приподнимает бровь, и я закусываю губу, пытаясь сдержать слова, которые мне лучше было бы оставить при себе. Но это не помогает. Они срываются с губ прежде, чем я успеваю их остановить.

— Ты когда-то сказала, что я могу есть твое печенье до тех пор, пока не начну получать свое. А потом ты начнешь бороться со мной за него. Ты, может, этого и не помнишь, но я помню. Мы были на кухне у Зейна, и мне тогда было так одиноко… Потому что ни с твоей бабушкой, ни с моим дедушкой ничего не складывалось. А потом ты вдруг просто улыбнулась — и забрала у меня все это чувство безнадежности.

Я слышу, как голос выдает мое волнение. Делаю глубокий вдох, чтобы прийти в себя, и с искренностью смотрю на нее.

— Я пришла сказать тебе, что тебе не придется бороться со мной за это. В следующие два с половиной года все коробки будут твоими.

Сиерра наклоняется, поднимает коробку, и в ее взгляде проскальзывает что-то сложное, болезненное.

— Два с половиной года, — повторяет она.

Я напрягаюсь и киваю.

— Не волнуйся, — тихо говорю я. — Я не вторгнусь в твою жизнь больше, чем это необходимо. Я просто… буду оставлять их для тебя, как сегодня. Тебе даже не придется меня видеть.

— Ты уйдешь от Зейна, когда истечет срок контракта?

Я колеблюсь. А затем киваю.

— Значит, снова бросишь нас всех? Как тогда?

Я делаю нерешительный шаг вперед и качаю головой.

— Нет, — шепчу я. — Зейн… он хочет, чтобы, когда все закончится, между нами не осталось ничего. Чистый разрыв. Он не хочет меня в качестве жены, Сиерра. И с тем, что стоит между нами, я не уверена, что даже если бы он захотел, у нас бы получилось. Я никого не бросаю. Я просто отпускаю его.

Говорить это больно. Но еще больнее знать, что это правда.

Глава 63

Зейн

Я замираю в дверях спальни, услышав приглушенные всхлипы. Звук словно вонзается мне под кожу, заставляя сердце сжаться. Я делаю неуверенный шаг вперед, не в силах проигнорировать ее боль.

Селеста настолько погружена в свое горе, что даже не слышит, как я подхожу. Я ложусь в постель, и ее тело напрягается, прежде чем она утыкается лицом в подушку, отчаянно пытаясь скрыть свои слезы. Но ее плечи все равно предательски подрагивают. Она давится рыданиями, не в силах сдержать этот надрывный, безысходный звук.

Я молча обнимаю ее, прижимая спиной к своей голой груди. Селеста тут же поворачивается ко мне, цепляясь за мою шею, словно ищет спасения, и я сжимаю ее в своих руках, словно боюсь, что она растворится у меня на глазах.

— Что случилось, Неземная? — шепчу я, запуская пальцы в ее спутанные волосы. Сердце тяжелеет в груди. Я никогда не видел ее такой.

После Лили она заперлась в своей скорлупе, не подпуская меня к себе. Наверное, это должно было быть предупреждением, но когда дело касается ее,