Тоскуя по ней - Тиффани Робертс

и превращаясь в искаженную, усиленную версию того, что Киан сделал в ночном клубе. Но она сталкивалась с такой магией и раньше, не так ли? Когда она впервые встретила Лахлана, он использовал свой голос точно так же. Тонко, соблазнительно и убедительно. И тогда она не смогла сопротивляться.

Больше никогда.

Уиллоу выдержал его взгляд.

— Нет.

Он обнажил клыки, и неестественное давление в воздухе вокруг Уиллоу усилилось. С яростным рычанием он толкнул ее на один из табуретов у острова. Она ударилась спиной о край столешницы, застонала, покачнувшись и чуть не упав с табурета, но удержалась, схватившись рукой за край острова, отчего одна из ваз с цветами нечаянно упала на пол.

Безжалостные пальцы Лахлана сжали подбородок, и он заставил ее поднять лицо, наклонившись над ней. Его когти впились ей в щеки, покалывая плоть. Уиллоу зашипела от боли. Она потянулась и схватила его за руку, пытаясь убрать ее, но та не сдвинулась с места.

— Я не удивлен, что он не пометил тебя. Он никогда не был из тех, кто подчиняется, даже если его непокорность может стоить ему всего. И он всегда был мягким. Слабый. Слишком слабый, чтобы раскрыть свой потенциал, — он усилил хватку, отчего ее глаза наполнились слезами. — Но это…

Он наклонил лицо, проводя носом по ее щеке и вдыхая, и остановился, когда его губы оказались рядом с ее ухом.

— Я чувствую его запах на тебе, смертная, и я чувствую его в тебе. Он не только проявил неуважение ко мне, но и оскорбил сам наш вид. Вкладывать свою жизненную силу в человека… Это оскорбление всего, чем является наш народ.

Лахлан поднял голову и большим пальцем провел когтем по ее щеке. Обжигающий жар растекся по телу. Дыхание Уиллоу сбилось, и она почувствовала, как из раны потекла струйка крови.

— И все же, — он провел по порезу подушечкой большого пальца, собирая ее кровь, — ты довольно восхитительна, — Лахлан просунул большой палец между губами, слизывая алую каплю.

Он застонал, выпустив палец изо рта.

— Вкус твоего страха восхитителен. Я думаю…

Брови Лахлана опустились, а глаза сузились. Он повернул ее голову, чтобы осмотреть щеку. Краем глаза она заметила, как зловещий огонек в его глазах усилился, увидела, как рот растянулся в широкой ухмылке. Когда он снова провел большим пальцем по порезу, она почувствовала лишь легкое жжение, жар, ощущение, едва ли более заметное, чем липкость от ее собственной крови и шероховатость его кожи.

Лахлан замурлыкал от восторга, от которого у нее скрутило живот.

— Интригующе. У меня никогда не было возможности поиграть со смертной, которая так быстро исцелялась. Такие, как ты, обычно так легко ломаются. Возможно, это будет интереснее, чем я ожидал… Киан будет поставлен на место, и в обозримом будущем у меня появится новая игрушка.

— Я все равно планировал добавить тебя в свою коллекцию, но это, — он провел языком по ее щеке, заставив Уиллоу съежиться, — сделает тебя самым уникальным дополнением.

Грудь Уиллоу вздымалась, она отдернула лицо. Из-за этого движения когти оцарапали ее, вызвав новую агонию, но она едва заметила. Уиллоу стиснула челюсти. Страх гудел внутри нее, холодя кости, но делая кожу горячей. Она понимала, что делает Лахлан. Он питался ее страхом, ее болью, как и сказал Киан.

Поэтому она заглянула внутрь себя, за пределы этого страха, и ухватилась за эмоцию, тлеющую в ее сердцевине, — гнев. Весь гнев, который она никогда не позволяла себе осознать, пока боролась, когда ее унижали и отвергали, весь гнев, который она прятала в себе из-за чувства нежеланности и того, что ее отвергли, — все это вырвалось на поверхность. Этому способствовал ее гнев из-за нападения Лахлана и того, что он украл ее выбор, из-за того, что он видел в ней объект, с которым можно делать все, что ему заблагорассудится.

Но сильнее всего этого был ее гнев из-за того, что, когда она наконец обрела счастье, этот засранец ворвался и пытается его отнять.

Лахлан усмехнулся и отошел от нее, приближаясь к подставке для ножей рядом с раковиной. Он вытащил самый большой нож из набора. Звук металла, скребущего по дереву, был оглушительным в тишине комнаты.

— Хорошо, смертная. Придержи свой гнев, — он повернул нож, и лезвие блеснуло. — Он доставит еще большее удовольствие, когда я сломаю тебя.

О, черт возьми, нет.

Уиллоу соскочила с табурета, вскрикнув, когда ее босые ноги наступили на толстые осколки стекла от разбитой вазы. Она поскользнулась, но каким-то образом удержалась на ногах и продолжала бежать, преодолевая колющую боль, пока мчалась к входной двери. Если бы она могла выбраться наружу, на открытое место… Если бы она только могла сбежать от Лахлана еще ненадолго, достаточно, чтобы Киан добрался сюда, тогда…

Надежда зародилась в ее груди, когда она протянула руку и ее пальцы сомкнулись на дверной ручке. Ее мышцы напряглись, готовые повернуть ручку и рывком открыть дверь.

Лахлан врезался в нее сзади, прижимая к двери. Дыхание вырвалось из легких, и сокрушительная боль пронзила ее.

Схватив Уиллоу за волосы, он дернул ее голову назад, развернул лицом к себе и прижал к двери, навалившись всем телом. Его смех хлестнул ее по сердцу, усилив холод, охвативший ее.

— Энергичное маленькое создание, не так ли? Я намеревался дождаться нашего почетного гостя, но просто не могу удержаться, — он потерся щекой о ее волосы, еще раз глубоко вздохнув.

Уиллоу боролась, упираясь руками ему в грудь и толкая, поворачивая голову, согнув колено и пинаясь, но она не могла одолеть его, не могла дать отпор.

Кончик ножа коснулся ее живота. Уиллоу замерла. Теперь все похолодело — ярость, которую она пробудила, ушла, поглощенная тенью ее ужаса.

— Твоя сила воли не имеет значения, — промурлыкал Лахлан. — Твой гнев, твоя любовь. Бессмысленны. Мы с тобой танцуем, и музыка не умолкнет еще долго-долго.

Он надавил, и стальное лезвие проткнуло ее кожу и погрузилось в тело. Ошеломленная, она посмотрела вниз и увидела нож, торчащий из живота, темную кровь, медленно стекающую по металлу и впитывающуюся в майку. Затем ее пронзила горячая боль.

Уиллоу закричала.

Тридцать четыре 

Хотя рука Киана держала кисть, он мог только наблюдать за ее движением. Им руководила не сознательная мысль, а нечто гораздо более глубокое, нечто, спрятанное в его сердце. Это было вдохновение, какого он никогда не испытывал. Мазок за мазком эта картина появлялась прямо из его души с пугающей скоростью.

Ночное небо, усыпанное звездами. Огромная полная луна. Две фигуры