Измена. Игра в чувства - Анна Эдельвейс

Иван с чувством снова врезал кулаком по стене:

— Это не моя секретарша!

— Конечно, не твоя. Твою секретаршу Марину Яковлевну я хорошо знаю. Ты что, Василевский, украл чужую секретаршу?

— Да она вообще у нас не числится, эта женщина дежурный секретарь на время внеплановых совещаний.

— Василевский, ты сейчас себе в ногу выстрелил, — я горько расхохоталась, — То есть, у вас даже не было чувств друг к другу с белобрысой? Так, встретились на столе переговоров, чисто технически, да?

— Что ты несёшь, ты себя слышишь, Эля?

Ничего я не слышала, из меня неслось потоком очень связное умозаключение:

— Иван, я понимаю, ты влюбился бы козлячьей любовью, но пользовать девушку на ходу… У вас даже не было конфетно- букетного периода? Почему, ты же вроде не жадный. А, наверное встретились без чувств, типа бес в старое ребро?

— В какое ребро? Старое? — у Ивана вытянулось лицо, шёпот из него вырывался со свистом. Он стоял в дверном проёме сузив глаза и дёргая ноздрями:

— Что ты имеешь ввиду, дура несчастная?

— Ну да, тебе сорок, не за горами пятьдесят! — я валила в кучу всякую ерунду, у меня уже заканчивались силы.

— Во-первых, мне до сорока ещё далеко, — рявкнул Иван, — А во вторых…

Он молча прошёл в гардеробную, надел свежий комплект белья, рубашку, достал синий костюм, малиновые носки, забрал рубиновые запонки, злобно глянул на меня, помчался одеваться.

— Зайди в аптеку, салфеток влажных купи. Побольше. — выкрикнула ему вслед, — Будешь за своей обезьяной стол дезинфицировать!

Ишь, как его слова про старость зацепили.

Больше мы не проронили ни слова. Через минуту я слышала, как щёлкнула входная дверь. Ушёл на работу, скотина.

Я скинула сумку, повалилась ничком на кровать. Смотрела в потолок. Как же больно, когда умирает любовь…

Глава 9

Иван ушёл, я совершенно разбитая после скандала лежала ничком. Столько нервов и всё впустую. У меня даже плакать не было сил.

В коридоре зашлёпали босые ножки дочки. Маша объявилась на пороге, держала в одной ручке зайца за ухо, кулачком тёрла глазки.

— Моя девочка, ты проснулась? — обняла малышку и … понеслось.

Умывание, заплетание косичек, завтрак.

Когда- то я так любило утро в нашем доме. Когда сонной влезаешь в мягкие тапки, бредёшь на кухню, варишь кофе. Махровый халат лениво обнимает тёплую от ласк мужа кожу на плечах, за окном солнце колкими лучами сверкает на надраенных стёклах. Тонкий божественный аромат кофе невесомым флёром ползёт по кухне.

Всё это было.

Всё.

Конец!

Маша завтракала, как всегда, не торопясь. Долго возилась, размазывая кашу по тарелке. Она всегда так ела, еда для нас это было просто испытание, я еле держалась, чтоб не вспылить.

От бессонной ночи голова раскалывалась. Говорила с дочкой, у самой голос дрожал.

Присела перед ней:

— Машенька, а давай возьмём зайку и быстрее поедем к тёте Тане в гости.

— Что ли в садик не пойдём? — её глазки удивлённо хлопали длинными ресничками.

— Ну не знаю, если ты быстро всё съешь…

Маша шустро заработала ложкой, её глазёнки хитро блеснули:

— А папа не рассердится? Он не любит, когда я пропускаю садик?

— Не рассердится. Не переживай.

Про себя подумала: плевать я хотела и на папу и на садик. Василевский как спятил, считал, что этот элитный садик с иностранными языками самое главное для развития ребёнка. А по мне, ребёнку в детстве нужно детство, мама и друзья.

Потащила чемоданы к машине, Маша, собираясь в гости в обеих ручонках несла кучу игрушек.

До тётушки в Прилучино ехать было недалеко, минут сорок нормальным ходом. Свернув в её деревню, не сдержалась, опустила стёкла в машине, смотрела на сельскую благодать, Маша потянула носом:

— Мама, чем так пахнет?

— Коровами, Маша, коровами, курочками. Жизнью пахнет.

— Так вкусно! Давай всегда это нюхать.

“Ну, всегда — невсегда, а какое-то время придётся”, подумала, аккуратно въезжая в тётушкин проулок.

Когда пару лет назад тётушка переехала сюда из Сибири, она купила старый дом в деревне. Иван бы купил ей любой. Муж вообще был щедрым и заботливым. Но, сибиряки народ гордый, тётушка не хотела даже копейки наших денег, купила то, на что хватило собственных.

По дороге я звонила ей, сказала, что ушла от мужа и еду погостить.

Тётка, завидев мою машину выскочила, открыла ворота. Распахнула объятия, поймала Машу в охапку, давай обнимать, причитать. Я укоризненно шикнула на неё:

— Маша ничего не знает.

— Ага, ага, — закивала тётка, тут же исправилась — Машутка, идём я тебе котяток покажу. А ты, Эля, поднимайся на чердак, там ваша комната.

Я, припарковав машину в глубине двора, осматривалась… Всё заросло, закатное солнце пробивалось сквозь густые ветви вишнёвого сада. Спелые вишни кровавыми точками лежали на густой зелени. Вот так и моё сердце сочилось кровавыми слезами, пульс мерно, по слогам отстукивал в голове: о-ди-ноч-ка… Женщина, потерявшая всё из-за соперницы, подвернувшейся мужу случайно.

В комнатке наверху случайно взглянула на себя в отражение большого зеркала. Даже если “знакомство” с соперницей было мимолётным, как в моём случае, когда я потаскала её за патлы, всё же мысленно я постоянно сравнивала себя с ней.

Понятное дело, после родов любая женщина набирает в бёдрах, круглеет, но кому это мешало? У меня с детства круглые щёчки, задница, грудь, — я всегда была в теле. В красивом теле 48 размера. Иван постоянно говорил, что я красивая, любил смотреть на меня голую. Мы с ним не были ханжами, в спальне у нас бывало бурно и горячо. Выходит, Иван у меня многолюб? Худосочные плешивые гадюки с волосами на три пера тоже хороши?

Как горько осознавать, что та, другая, действительно другая. Худая, наглая, блондинка. А я располневшая наивная кудрявая дура…

Я закусила губу, как же я была наивна. Считала, что навсегда заполучила мужчину в семью, а он не продержался шести лет брака. Козлина!

Всхлипнула, спустившись во двор, тревожно покосилась на Машу, возившуюся возле будки с собакой. Ну вот, и дочке моей досталась безотцовщина. Хорошо, хоть девочка у меня, а не пацан. Вдвоём вытянем мы с ней нашу осиротевшую жизнь.

Тётушка уже была рядом, по-бабьи подперев щёку