Беспринципная - Юлия Резник

— Что такое?

— Да видать палью траванулась… Дядь Арман, у вас нормальная водка есть? — кричит Генка куда-то мне за спину. Я резко оборачиваюсь. А этот как здесь оказался?!

— Да, а…

— Несите! Скорее…

— Думаешь, ей мало? — тупит Гаспарян.

— Если там метанол, этиловый спирт замедлит его превращение в яд! — тараторю я, первой устремляясь к Седкиному дому. Не знаю, бежит ли Арман Вахтангович за мной, мне вообще все равно! Я об одно молюсь — лишь бы мать не двинула кони. Потому что иначе меня и целевой контракт не спасет!

Глава 5

Арман

Я стою у калитки, растерянный, как первоклашка, не выполнивший домашнее задание. Одной рукой прижимаю к груди рыдающую дочь, в другой сжимаю бутылку водки — той самой, что принес по просьбе Генки. Стоит нам появиться, как он выхватывает пузырь из моих рук, скручивает крышку (а я не догадался!) и заливает прямо в рот этой су… в смысле, своей матери.

Парень действует на автомате. И нет в нем ни сомнений, ни страха, ни лишней, никому не нужной сейчас суеты. Его движения выверены и отработаны, равно как и действия Зойки, которая приходит на помощь брату и довольно ловко размыкает судорожно сжатые челюсти матери. Ребята движутся слаженно, явно на опыте. Пожалуй, это и пугает меня больше всего — осознание, что эти несчастные дети не в первый раз оказываются в подобной ситуации.

Перевожу взгляд на виновницу случившегося кипиша. Сейчас ее немного трясёт. Кожа под ногтями становится неестественно белой. Я обращаю внимание на это, потому что и руки ее странно скрючены. Лицо же у Лариски до того серое, что нет никаких сомнений, что она уже одной ногой в могиле. А если что ее и держит на этом свете, то лишь согласованные действия детей, которые, не в пример мне, взрослому дядьке, знают, что в такой ситуации надо делать.

Даже скорую они вызывают сами. Дело это поручают среднему брату, который отлично справляется с возложенной на него задачей. Говорит все как есть, четко и по существу. Без запинки называет адрес и перечисляет симптомы. Рассказывает, что они уже сделали в плане оказания первой медицинской помощи, и вежливо просит поторопиться.

А я… взрослый мужик, у которого в подчинении под тысячу работников и немаленький бизнес, просто стою и смотрю. И это какой-то совершенно новый, вызывающий страшный дискомфорт опыт. Я-то привык все-все контролировать… М-да.

К счастью, скорая приезжает быстро. Сирена не воет, только поблескивают маячки, отражаясь в темнеющих окнах дома. Врачи выскакивают, гремят каталкой, хлопают дверцами, достают сумки, кислородные баллоны, ставят какие-то уколы и подсоединяют капельницу… Меня вежливо, но настойчиво оттесняют. Я не сопротивляюсь. Они-то точно знают, что делать. Здесь моя помощь уже не нужна. Но вот дети…

Оглядываюсь и натыкаюсь на обеспокоенный взгляд жены, думающей наверняка о том же.

— До возвращения Ларисы дети поживут у нас, — сообщает Ануш.

— Да, пап, иначе ребят заберет опека! — вторит ей Седа, шмыгая носом и снова бросаясь в мои объятья.

У меня на этот счет большие сомнения. В конце концов, Зоя уже год как совершеннолетняя и может претендовать на…

— Пап! — снова всхлипывает Седка, встряхивая меня за рубашку, явно разочаровавшись, что я так туго соображаю.

Кошусь на Зою. У той в глазах никакой паники, никакого страха. Лишь жёсткость и ледяная решимость. А ей всего девятнадцать! Она всего на год старше Седы, но ее глаза сейчас — глаза столетней старухи, прошедшей через войну и голод. Контраст между моей дочерью и ее непутевой подружкой бьёт по мозгам, оставляя после себя иррациональное чувство вины.

— Конечно, — киваю я, сглатывая тугой комок, подкативший к горлу.

— Спасибо, — шепчет в ответ Зоя. — Я тогда поеду с матерью. Вдруг что…

Все случается так быстро, что я не успеваю ответить. С сомнением кошусь в сторону поднявшей дорожную пыль неотложки. Перевожу взгляд на притихших детей, над которыми Ануш взяла шефство. Что-то там говорит им, зазывает, обещает, что все непременно наладится. Смотрю на нее и не перестаю восхищаться тем, какая женщина мне досталась. Заботливая, радушная, добрая… Мне с ней действительно повезло.

— Идите в дом, — говорю я, подталкивая Седку к матери. — Я здесь все закрою и тоже приду.

Соседский двор быстро пустеет. Я растерянно осматриваюсь. Взгляд непроизвольно цепляется за стол в полуразрушенной беседке, на котором до сих пор стоит бутылка с мутной жидкостью, кружки, грязные тарелки с кусками заветренной колбасы и размазанной по столешнице кабачковой икрой. Подавив приступ брезгливости, прохожу дальше. Захожу в дом, останавливаясь в нерешительности на пороге. В нос сразу бьет густой запах бедности — затхлых тряпок, плесени и застарелого перегара. Внутри меня становится как-то неуютно и липко. Не покидает ощущение, будто я попал в параллельный мир. Ну, не могут так жить нормальные люди… Не могут!

На плите в кухне стоит чистенькая кастрюля с супом. Видимо, Зоя готовила для братьев и сестры ужин, перед тем как заявиться к нам. Заглядываю под крышку — аромат приятный. Супец явно съедобный. Представляю, как Зойка стоит у плиты, отмантулив смену в коровнике, и внутри невольно что-то начинает ворочаться. Недовольство собой? Да. Наверное. Я не могу себе объяснить, почему так жесток к этой девочке.

Продвигаюсь дальше по комнатам. Дети явно пытались навести тут хоть какой-то порядок. Создать уют… Их вещи сложены аккуратными стопками, кровати застелены, на одной из них лежит потрёпанная игрушка… Но выглядит это жалко.

Не планируя задерживаться в доме ни секундой дольше необходимого, возвращаюсь во двор. Взгляд притягивают колышущиеся на ветру простыни. Перед глазами, будто диафильмы, проносятся картинки из недавнего прошлого. Зачем я подошел к забору — сейчас и не вспомню. Может, хотел подслушать, о чем девочки говорят, убедиться, что Зойка не учит мою единственную дочь ничему плохому. Та ведь еще такой ребенок, а эта… Ладно. Не буду навешивать ярлыки — у девчонки сложная ситуация. Пусть живет как хочет, только мою дочь в это не впутывает.

В общем, пришел, да. А завидев Зойку, развешивающую белье, завис. Хрупкая фигурка за простыней двигалась плавно, притягивая взгляд, заставляя сердце биться чуть быстрее, а дыхание — сбиваться. Это напоминало театр теней… Помню, как мелькнула в тот момент мысль — совершенно неуместная, дикая, что ничто ведь мне не мешает согласиться с ее условиями. Я мог бы прямо в ту секунду подать ей знак. Увести ее за собой… А хоть бы и к лодочному сараю. У девки-то