Беспринципная - Юлия Резник

Я все больше завожусь. Неужели обманул?! Неужели он, воспользовавшись мной, просто тупо меня кинет? Ну, нет. Я же не зря столько к нему присматривалась. Этот не соскочит… Иначе я бы поставила на кого-то другого!

«Ну, скажи что-нибудь! Подай знак!» — мысленно кричу я. День к закату клонится, а от него ни слова!

«Завтра, — решаю я. — Если завтра не позовёт, сама приду».

И тут дверь приоткрывается, являя моим глазам расфуфыренную секретаршу Гаспаряна. На ней деловой костюм и туфли на небольшом каблучке рюмочкой. Под мышкой — дамская сумка. Вот что ему стоило взять меня к себе в офис, а?! Так нет же… Ну, мы еще посмотрим, кто кого скрутит в бараний рог!

— Григорова, зайди к Арману Вахтанговичу.

Глава 3

Зоя

Дождавшись от меня кивка и посчитав на том свою работу выполненной, Мария Степановна уходит. Я же замираю как вкопанная. Ужасно, так долго ждала этого «зайди», а услышав, вдруг растерялась. И сердце сбилось с ритма, а ноги… Они не подкосились, нет. Они напряглись до боли в и так ноющих после вчерашнего икрах, до мерзких судорог в пятках…

Вытираю мокрые ладони о рабочий комбинезон, жаль, так просто не стереть дрожь, что меня изнутри пробирает. К горлу подступает разбухший влажный ком, и неважно почему-то становится, что вышло по-моему. И что моя мечта вот-вот сбудется, да…

Хочется отхлестать себя по щекам, чтобы привести в чувство. Какого черта? Давай, соберись! Осталось чуть-чуть потерпеть — и все. Злость разгоняет кровь, заставляет сорваться с места. Несусь в раздевалку. До скрипа намываюсь в душе, смывая с себя ароматы коровника. Брызгаю "Рексоной" под мышками, натягиваю чистое и решительно выхожу.

К вечеру остывший за ночь асфальт раскаляется. А закатное солнце палит даже жарче, чем в полдень. От этого жара, идущего одновременно извне и изнутри, у меня голова кружится, а между ног становится до того липко, что хочется проверить, не закровило ли вновь… Вчера-то я все белье уделала, дура! Теперь попробуй его отстирай.

Волнение топит. Мысли хаотично скачут, перепрыгивая с одной на другую. Интересно, зачем он дождался окончания рабочего дня? Опасался сплетен? Так в офисе каждый знает, что мы с его Седкой — лучшие подруги. Ничего плохого о нас им и в голову не придет, хотя… Учитывая репутацию матери… И вот эти все «яблочко от яблоньки»…

Мимо пробегает Катька из доильного, машет рукой. Я машинально киваю в ответ и иду дальше. Всё вокруг словно в тумане, из которого проступают очертания конторы и березовая рощица у входа…

Может, испугался сплетен, да… Но что я буду делать, если он решит повторить? Там же еще толком не зажило…

Мышцы внизу живота болезненно дергаются. На меня накатывают картинки вчерашнего вечера. Я так остро чувствую жар его мозолистой руки на спине. Волосы на загривке, который он кусал, словно племенной жеребец, приподнимаются. Я со всхлипом втягиваю в себя прохладный кондиционированный воздух. Дохожу до кабинета Гаспаряна в торце коридора и замираю у двери, гадая, что меня ждет за ней?

Предательски выдавая мое присутствие, в кармане платья пиликает телефон. Генка, поразит, прислал список продуктов, которые, видите ли, надо купить… Как будто за целый день сам не мог сходить в магазин!

Понимая, что таиться и дальше будет исключительной дуростью, стучу в дверь и тут же захожу, не дождавшись ответа.

Арман Вахтангович стоит у стола, просматривая какие-то не первой свежести бумажки. Наверное, сейчас его уже вряд ли можно назвать простым фермером. Скорее он… Ну не знаю. Предприниматель или… аграрий? Впрочем, как его ни назови, это никак не отражается на его внешности. Он почти не носит классических костюмов. Вот и сейчас на нем легкий льняной комплект из брюк и рубашки с короткими рукавами. Почему-то взгляд останавливается на его голых предплечьях. Они обильно покрыты темными волосами, а я ведь помню, как это ощущается, когда его рука ложится на мой голый подрагивающий живот…

Меня охватывает волнение — тошнотворное и сладкое. «Неужели он захочет… повторить?» — так и бьется в мозгу. Я думала, сначала нас ждет долгая прелюдия в виде посыпания головы пеплом. Что бы там я ему не рассказывала, он не дурак — и прекрасно понимает, что неспроста я его заманивала…

В горле пересыхает. Я облизываю губы от жажды, но Гаспарян считывает это как очередную попытку его соблазнить и презрительно поджимает губы. Черт! С моей стороны это серьезный просчет. Рявкаю про себя: «Ну-ка соберись, наконец, дура!».

— Можно воды? Очень жарко.

Господи, ну что ты блеешь, а?! Еще заплачь! Ты же крутая, Зойка! Что за дурацкий настрой для такого серьезного разговора?!

Глядя на меня, как на кучу навоза, Арман Вахтангович указывает подбородком в сторону столика, на котором стоит графин. Я вымученно улыбаюсь, подхожу к столу, но вместо того, чтобы налить воды из графина, наклоняюсь к мини-бару, дергаю дверцу и без спроса беру бутылку охлажденной минералки.

И опять я его расшатываю… Собранный и деловой, всё взвесивший на трезвую голову, он меня сожрет и костей не выплюнет. К тому же я уже слишком далеко зашла, чтобы прикидываться паинькой. Одно дело, что я оказалась девочкой — этому у него есть подтверждение. И совсем другое — разыгрывать из себя недотрогу. Уж на это он никогда не купится!

— Говори!

— Что говорить? — скручиваю с шипением крышку.

— Чего ты хочешь, Зоя? Извиняться не буду… Сама знаешь, что моей вины в случившемся минимум… Знал бы, что ты… — матерится сквозь зубы. — Так вот знал бы — никогда бы того не случилось.

— Ну, что уж о том гадать? Случилось и случилось. А по поводу моих желаний, я не скажу тебе ничего нового.

— Эй… ты… ш-ш-ш-ш, — он, наверное, хотел сказать «шлюха», но понимая, насколько нелепо это прозвучит в свете открывшейся ему истины, просто шипит змеей в ответ на мой ироничный взгляд. — Кончай мне тыкать! И на вопрос ответь. Пока я тебя взашей не вытолкал.

Так. Значит, все-таки без посыпания голов пеплом нам не обойтись…

— Хорошо. Если ты ставишь вопрос так… То я хочу стать твоей женщиной.

— Это исключено, — оскаливается Гаспарян. — Давай что-то более реалистичное. Я… наверное, отчасти все-таки виноват… Ты, кажется, мечтала об универе?

Я сглатываю и, контролируя, наверное, каждую мышцу в теле, киваю. Киваю так медленно, чтобы он никогда не узнал, не прочел по моему лицу, как же это для меня важно. Чтобы не высмеял…

— Да. Как раз