Беспринципная - Юлия Резник

этот раз нет агрессии. Только бесконечная усталость, с которой я не знаю что делать. Я опускаю глаза и дрожащими руками натягиваю топ обратно. Горло саднит. Хочется кричать, но поначалу я не издаю ни звука. Прорывает меня минут через пять пути:

— Марина твоя — просто уродина.

— В женщине не внешность главное, — агрессивно парирует Гаспарян.

— Да что ты? И что тебя в ней привлекло? Может быть, ее душа красивая? Или аристократические манеры? — издевательски вопрошаю я, пока этот чистоплюй на меня скалится. — Не смеши. Всем вам одно надо.

— Твой цинизм просто зашкаливает.

— А по делу что-нибудь скажешь?

— Скажу! Тебе Ануш столько добра сделала! А ты?

Поджав губы, отворачиваюсь к окну.

— Стыдить меня, что ли, будешь? — хмыкаю.

— Ну, кто-то же должен, раз твоей матери не до твоего воспитания!

— Да уже поздно меня воспитывать. Какая есть — такая есть. А что касается тети Ануш, я ей только хорошего желаю, ясно?!

— Ага. И поэтому лезешь ко мне в штаны?

— Именно! Я, в отличие от той же Маринки, свое место знаю. И планов на вас не строю, чего не скажешь о ней. — Я перескакиваю с ты на вы, частя и сбиваясь с мысли.

Арман Вахтангович прикуривает. Я вынимаю из его губ сигарету, пользуясь замешательством соседа, и, нагло глядя в глаза, затягиваюсь.

— Или думаешь, она просто так к вашему дому поближе на работу устроилась?

— С этим я разберусь, — рявкает Гаспарян, вынимая сигарету из моих пальцев. Смотрит на нее с сомнением, но все же затягивается. И добавляет щурясь. — Лучше скажи, как ты о ней узнала.

Я ждала подобного вопроса, но до этого момента так и не решила, стоит ли говорить правду.

— Не я…

— А кто?

— Седа.

— Что? — переспрашивает Арман Вахтангович голосом, от которого у меня стынет кровь.

— Седа подслушала ваш разговор. А там уже делом техники было вычислить, с кем ты таскаешься.

Гаспарян долго молчит. Потом выходит из машины, от души хлопнув дверью. Выскакиваю за ним следом.

— Как она восприняла эту новость? — спрашивает, делая несколько жадных затяжек подряд. Наверное, ему страшно осознавать, да, что его светлый образ потускнел в глазах дочери? Ну, еще бы…

— Ну-у-у, поначалу, конечно, сложно. Но я настроила Седку на нужный лад. Объяснила ей что да как. Не переживай так.

— Что ты, блядь, ей объяснила? — звереет Арман Вахтангович, приближаясь ко мне и хватая за руку.

— Эй! Аккуратней. Мне больно…

— Говори, Зоя. Не то я из тебя всю душу вытрясу. Что ты сказала моей дочери, а?! Что ты ей наплела…

— Правду! Ясно?! Что ты нормальный мужик. И что у тебя есть потребности, которые не способна удовлетворить тетя Ануш!

— Как ты смела… Как… Я… — Он задыхается, не в силах сформулировать, и трясет меня так, что у меня клацают зубы.

— Да прекрати ты! — взвиваюсь. — Разве было бы лучше, если бы Седка думала, что ты просто похотливый козел?! Говорю же, она с пониманием к твоим… кхм… Сам подумай! Изменила ли она к тебе отношение? Нет? Так вот ты за это должен быть мне благодарен, ясно? Если бы не я, ты бы так просто не отделался.

Арман Вахтангович не спешит отпускать мою руку, но хватка на моем запястье слабеет. От него исходит такая мощная энергия, что воздух между нами вибрирует. Закручивается смерчами.

— Если ты ещё раз… — голос у него хриплый, низкий, будто сдавленный. — Ещё хоть раз вякнешь про Ануш… или Седу… Или вообще полезешь туда, куда тебе не положено… Клянусь, Зоя, ты пожалеешь.

— Ты себя вообще слышишь?! Говорю же, Седка сама о твоих похождениях узнала. А я, наоборот, пыталась тебя защитить!

— Семья для меня — святое, — глухо произносит он, будто реально не въезжая, о чем я ему толкую. — А ты… Ты даже не понимаешь, на какой тонкий лед ступила.

— Я не меньше вас люблю тетю Ануш! И Седку тоже. — По-детски шмыгаю носом.

— Ты ничего, Зоя, вообще ничего о любви не знаешь. Раздвинуть ноги и потребовать за это плату — это не любовь.

— Как легко рассуждать, когда тебе чуть больше повезло в жизни! — моментально завожусь я. — А теперь представь, что рак вдруг скосил не тетю Ануш, а тебя. Уверен, что они с Седой выжили бы, оставшись одни, без защиты? А я выживаю с младенчества. Да, как могу… Но не тебе меня судить, ясно?

— Так все-таки выживаешь или любишь? — подлавливает меня Гаспарян, играя желваками. Не нравятся ему мои слова. А почему? Да потому что они заставляют задуматься о том, о чем бы ему думать не хотелось. Выбивают из зоны комфорта.

— Одно другому не мешает!

— Значит, любовь у тебя ко мне? — оскаливается он. — Давно?

— Давно! — рявкаю я. — Поехали уже, а? Мне завтра на работу.

— Врет ведь и не краснеет, — комментирует Арман с все усиливающимся акцентом, недоверчиво покачивая головой.

— А Марина твоя — так из любви великой с тобой таскается, — огрызаюсь я. — Не боишься, что она как-нибудь к тете Ануш придет?

Мы как раз возвращаемся в машину. Он так на меня зыркает, что очевидным становится — есть у него такое опасение. Пусть небольшое, он все-таки контролирует ситуацию, но есть!

— Ты лучше за своим языком следи.

— А что я? Я тетю Ануш люблю, — повторяю как заведенная. — И никогда не сделаю ничего плохого. Ни ей. Ни Седе, которая мне как сестра…

— Не дай бог, — поджимает губы Арман Вахтангович. — Будь ты моей дочерью, я бы застрелился.

— Будь я вашей дочерью, стреляться бы вам не пришлось…

Гаспарян открывает рот, чтобы как-то парировать, но, так ничего и не сказав, устремляет взгляд на дорогу. Вот и славно. Меня чудовищно утомили и этот разговор, и этот безумный вечер.

Глава 7

Зоя

У меня даже мысли нет, что я могу остаться ночевать у Гаспарянов вместе с младшими. Стоит "Прадику" Армана Вахтанговича остановиться у ворот, как я скомкано с ним прощаюсь и уношусь к себе. Уверена, он тоже не захотел бы спать со мной под одной крышей. Но так боюсь в этом убедиться, что просто не даю себе шанса проверить.

Запыхавшись, влетаю в дом и тихо вскрикиваю, заметив в темноте высокую фигуру.

— Да я это, не вопи… — звучит знакомый чуть хрипловатый голос.

Генка! От облегчения подкашиваются колени. Включаю ночник.

— Напугал. Чего, у Гаспарянов не спится?

— Не хочу их стеснять. Мелких взяли — и на том спасибо.

— Завтра и их домой заберем. Погостили, и хватит, — хмурюсь я.