Половина пути - Юля Тихая

все марельцы, Брент был подданным короля. Как военный — подчинялся генералитету, и королевич Кушир был в каком-то роде «его» королевичем. Куда ещё обращаться, в конце-то концов?

Разве что отставить жрущую голову тревогу и сделать ровно так, как в приказе написано. Но эта идея кажется чем дальше, тем страшнее. Журналисты не понимают слов «возможно», «предположительно», «согласно моделированию». Всё это журналисты превращают в жирные буквы: «Сенсация!!!».

Брент отряхнул папку с бумагами и выпрямил спину.

Аппарат Кушира иронично занимал бывшее здание тангского культурного центра, сейчас, разумеется, опустевшее. С кабинета табличку сняли; в коридоре сохранился двуязычный указатель «К директору», а на неприметной доске объявлений, спрятавшейся за фикусом, висело расписание занятий по игре на чинь-чине, традиционной тангской дудке.

Теперь в коридоре были навытяжку расставлены гвардейцы, а на месте директорского секретаря сидела возрастная водница из ближайшего окружения Кушира. То ли Ромида, то ли Ромеда, — Брент пересекался с ней дважды, но имя в памяти оказалось полустёртым.

На Брента женщина тоже смотрела с узнаванием. И сказала:

— Надеюсь, ваш вопрос никак не связан с якобы воскресшим королевичем?

— Простите?

Ромида-Ромеда поджала губы.

— Были прецеденты. В стране развелось достаточно самозванцев.

— Это угрожает репутации королевской семьи?

— Это? — она брезгливо поморщилась, а потом взгляд смягчился. — Они люди, господин фортификатор. Горюющая мать каждый раз верит, что её ребёнок жив.

Что на это ответить, Брент сообразить не смог, но это и не понадобилось: дверь открылась, и в неё задницей вперёд вышел беспрестанно извиняющийся округлый мужчина. Вслед ему вылетела походная чернильница, грохнула об пол, клацнула крышкой — и разлилась по плитке тушью.

Итак, королевич Кушир не в духе.

— Проходите, — невозмутимо велела водница Бренту.

Помощник в кабинете объявил нового посетителя. Брент поклонился. Кушир грузно сидел за столом, не столько злой, сколько рассеянный. Он постарел и теперь выглядел на все свои шестьдесят с хвостом, а в пышной шевелюре преобладала седина.

— Ну?

— Разрешите доложить?

— А торшером ты мне здесь без надобности.

— Я веду исследование состояния Стены. Ряд особенностей применённых конструкций и характер разрушений могут свидетельствовать о внутреннем характере критических повреждений во время прорыва, что бросает тень на имя его светлейшество королевича Нониля. Обнародование этой информации…

— Обнародованием занимается пресс-служба. Кто порочит память Нониля, ответит по закону.

— Вызывает обеспокоенность доклад по результатам исследования. Он адресован неопределённому кругу лиц, и…

Королевич Кушир грозно свёл кустистые брови и несколько мучительных мгновений сверлил взглядом брентов лоб. Вздохнул, снял очки, устало потёр пальцами переносицу. И постановил:

— Свободен.

Брент не двинулся с места, только вытянул спину ещё сильнее:

— Ваше светлейшество, разрешите обратить ваше внимание, что…

— Свободен! Майтем, помоги-ка.

Брент скрипнул зубами, но заставил себя поклониться, щёлкнуть каблуками и покинуть кабинет без «помощи» охраны.

Глава 15

Что королевич не стал слушать, было написано у Брента на лице, и Ольша обняла его у дверей, потёрлась лбом о плечо, позволила мужским рукам сжать её посильнее. Так они и стояли несколько минут, пока с Брента стекали в цветастый придверный коврик раздражение и деревянность.

— Ты говорил, что в столице ещё можно…

— Да. Да. Много всего можно.

Он скрипнул зубами, а Ольша привстала на цыпочки и клюнула его губами в уголок рта. Брент был гладко выбрит и пах какой-то цирюльной гадостью: горьковато-терпкая и мыльная, она слегка колола язык. Впрочем, неприятный вкус быстро смывался поцелуями, а затем Брент позволил ей стянуть с себя куртку и ожил достаточно, чтобы расшнуровать туфли, блестящие, напыщенные и совершенно не по погоде.

Ольша упёрла руки в боки:

— К-куда? А руки мыть за тебя Ёся будет?!

Брент заржал и послушно свернул в умывальную.

— Ты хоть знаешь, кто такая Ёся? — спросил он, всё ещё посмеиваясь.

— Ага, Налида рассказала…

— Вот болтушка!

Дом был тих: суббота в клинике была рабочей, и утром чета Лачки рутинно обсуждали, как станут вскрывать кому-то череп. Таль дежурил, ушёл в несусветную рань, злобно жуя бутерброд на ходу. С костылём это удавалось ему особенно выразительно.

А Ольша бездельничала. Ещё на второй день она, отчаянно стесняясь, предложила Аннебике помощь по дому, но та была с возмущением отвергнута. К большому облегчению Ольши, этот отказ не был брезгливым «ничего не трогай здесь своими грязными руками»: брентова мама, как многие женщины, просто не хотела видеть на кухне посторонних, зато была привязана к национальным порядкам. Ольша была для неё гостьей, которую нужно хорошо устроить и вкусно накормить.

Брент сказал ей: дома всё просто. Просто, конечно, не было. Чужой дом, чужие правила… но приняли здесь Ольшу действительно хорошо, по-доброму. Никто не пытался прояснять ольшин статус, как будто никому из семьи не было важно, каким словом называются эти отношения.

Таль всё так же нелепо клеился, называл её «барышней», «прекрасной леди» и «солнцем его будней». Дальше дурных комплиментов дело не шло, так что Ольша почти перестала дёргаться. А ещё заметила, что особенное буйство красноречия Таль проявлял исключительно при Бренте, как будто и делал это больше для него.

Зато Таль перевёл для Ольши с языка тан-жаве таинственное слово «ниляда», которым её когда-то назвал Брент. Оказалось, оно значит примерно «моя красавица», и Налиду назвали Налидой именно поэтому.

Ройтуш очень вежливо, но непреклонно диагностировал отравление каким-то побочным продуктом обработки депрентила, и столь же непреклонно вручил лекарства, наверняка баснословной стоимости. Аннебика отжаловала гостье пушистый домашний халат, совершенно новый, который якобы «просто лежал» и «не подошёл по размеру», — Ольше он был как раз, а Аннебике, наверное, еле-еле прикрыл бы самое сокровенное. И даже Налида, хоть и порекомендовала свои магниты от стресса, оказалась вполне милой и рассказывала байки про маленького Брента.

А Ёся — Ёся была приходящей помощницей, которую Лачки наняли, когда Талю исполнился год. Аннебика вышла на работу, Налида громко заявляла, что сама справится с братиками, но ей никто не поверил. Тогда в доме появилась Ёся, она занималась детьми, варила суп и мыла полы на первом этаже. Ёся засадила весь задний двор рыжими лилиями, которые разрослись потом, как сорняки, а когда кто-то из подопечных забывал что-нибудь, возмущалась выразительно: а это за вас Ёся делать будет?!

Ёся давно спала на кладбище, а её именем Налида теперь ругалась уже на своих детей. Дразнясь, она изображала, как маленький Брент пытался шепеляво отчитывать Таля, и это выходило у неё уморительно смешно.

Налида была почти