Эпоха королей - Нира Страусс

смириться с мыслью, что за восточным побережьем, за этими гигантскими волнами и опасными глубинами, продолжают существовать острова, драгоценные камни и крылатые воины, о которых я рассказывала Каэли.

Наконец, у меня возник вопрос, который я не могла оставить при себе.

— И для чего же это сделали? Невозможно, чтобы был задействован такой огромный и рискованный план без конкретной цели.

Его горькая улыбка показала мне, что он ожидал этого вопроса.

— Ты никогда не задумывалась, почему ни один король Нессия не был убит или хотя бы ранен с момента их воцарения на троне?

— Нет. Я просто думала, что они неприкосновенны.

— Ты права, они неприкосновенны. Но не только из-за своих солдат и этих стен. Когда Теутус назначил первого короля, они с Луахрой оба знали, что люди — самая слабая раса из всех. Поэтому одним из условий Луахры была абсолютная неприкосновенность королей. С помощью видеру они создали предмет, который делает короля неуязвимым перед любой атакой или угрозой, пока он его носит.

В моей памяти сверкнул золотой отблеск.

— Его корона.

Мэддокс кивнул.

— Теутус вырвал золотые чешуйки из Ширра одну за другой, передал их видеру и велел переплавить в корону. Драгоценные камни, которые украшают её, — это те самые, что Ширр с гордостью носил на своих крыльях.

— Не могу поверить, что король носит волшебный предмет и пользуется остатками силы Ширра.

— Луахра была умна. Она знала, что всегда будут недовольные, которые будут противиться правлению Двора людей.

— И теперь?..

— И теперь… король ест, спит, купается и живёт со своей короной. Есть только один момент за весь срок правления короля Нессии, когда он её снимает.

«Мне радостно сообщить вам, что через несколько месяцев, в осеннее солнцестояние…»

Ах, конечно.

— Коронация нового короля.

— Это происходит в приватной обстановке, в королевских покоях, и как король, так и наследник окружены видеру и солдатами. Если есть другие принцы, они ждут в соседней комнате на случай, если что-то пойдёт не так. Всё это необходимые меры предосторожности для обеспечения преемственности власти.

— Значит, в этом заключается великий план Братства? Заменить наследника-человека на сидха, чтобы он рос при дворе долгие годы, скрывая свою сущность и ведя двойную жизнь до момента коронации?

Это звучало как байка, которую пересказывают друг другу пьяницы в таверне. История, чтобы рассмешить друзей или развлечь детей на улице. Не реальность.

— Довольно точное описание, да.

— Но почему именно дракон? Ведь если бы тебя раскрыли, им бы стало известно, что острова всё ещё существуют.

— Потому что только дракон мог выдержать столько чар и притворяться человеком на протяжении очень долгого времени.

Потому что они были самой могущественной из рас сидхов. Значит, на него накладывали столь мощные чары с самого рождения? Я вспомнила его выражение лица, когда он, войдя в кнок, вызвал огонь в своей руке. И как он смотрел на свои крылья в замке, когда они потянулись ко мне.

Он не знает настоящего себя.

«Как и я», — подумалось невольно.

Я глубоко вдохнула, пытаясь вытеснить эти мысли.

— А что произойдёт, если ты убьёшь короля, когда он снимет корону? Ты говорил, что там будут видеру и множество солдат.

Мэддокс молчал. Не двигался, не смотрел на меня. Я представила этот момент, торжественный зал, короля, снявшего корону и убитого своим собственным сыном. Несложно догадаться, какая последует реакция…

Я старалась подбирать слова осторожно:

— Это самоубийство, Мэддокс.

— Я называю это самопожертвованием.

Самопожертвование.

И тон, которым он это произнёс… Как факт. Нечто неизбежное, с чем он уже давно смирился.

Я больше не могла сидеть. Встав, я почувствовала, как ветер плотно обтянул мою сорочку, но холод меня сейчас волновал меньше всего.

— Нет. Ты не можешь. Это не… Это несправедливо. Ты годами живёшь в окружении врагов, притворяешься тем, кем не являешься, делаешь всё, чтобы освободить Гибернию, чтобы в итоге сразу же умереть?

Он тоже поднялся, намного медленнее, чем я, и попытался коснуться меня. Я отстранилась.

— Аланна…

— А как же Бран? Он станет законным наследником после тебя. Его запросто смогут короновать.

Я видела, как его грудь тяжело поднималась и опускалась.

— Есть запасной план и на этот случай.

— Да, конечно. Как же я не догадалась? — Его рука снова попыталась обхватить мой локоть, но я отступила назад, пока не упёрлась в стену. — Нет. Это какой-то бред. Они воспитывали тебя только для того, чтобы отправить на убой. Как свинью.

Его челюсти сжались с такой силой, что я услышала скрежет.

— Я делаю это по собственной воле.

— Ты делаешь это, потому что тебя растили с этой мыслью. В противном случае ты бы понял, что тебя просто используют. Ты взойдёшь на вершину горы, расчищая путь для всех остальных, и когда достигнешь вершины… Что ты получишь? Ничего? Разве это справедливо?

И тогда, наконец, он перестал сдерживаться. Вместо того чтобы попытаться прикоснуться ко мне мягко, он выругался и притянул меня к себе с силой. Обхватил мою талию одной рукой, а другой надавил на центр моей спины, как будто не хотел, чтобы я отстранялась хоть на миллиметр.

Я почувствовала себя голой. Шёлк не мог скрыть бурю, бушевавшую у меня внутри.

— Никогда, ни разу за двадцать четыре года жизни я не задумывался, справедливо ли это всё по отношению ко мне или нет, потому что в масштабе целого мира я не важен. На войне всегда есть расходные пешки, понимаешь? Они борются за большую цель, и без потерь невозможно обойтись. Я был абсолютно уверен в этом. Я охотно принял это, был готов к тому, что этот момент наступит, и король объявит о своём отречении. А потом появилась ты. По какой-то неведомой причине судьба предназначила мне тебя и привела ко мне в самый неподходящий момент. Ты упрямая, недоверчивая, тащишь за собой тёмное прошлое и хранишь слишком много секретов. И тем не менее… я бы отдал всё, что у меня есть, чтобы провести с тобой больше времени, узнать тебя… Чтобы понять, почему наид-нак нас связал. Теперь я не перестаю задаваться вопросами, которые никогда прежде у меня не возникали, и это действительно несправедливо.

Чувство, похожее на щекотку, поднялось по горлу, распространилось по челюсти и наполнило глаза слезами. Это было чувство, идущее из моих внутренностей, что-то глубинное, вызванное его словами и мыслью о том, что в день осеннего равноденствия он умрёт.

Я ненавидела его за то, что он так думает. Ненавидела его за то, что у него есть цель, которой он посвятил всю свою жизнь и за