Неистовые. Из огня да в полымя - Алиса Перова

Но этот голкипер криворукий даже не замечает. Подслеповато щурясь, он потряхивает своим гламурным лукошком и укоризненно высказывает:

— Это не косметичка, а несессер.

— М-м… а ты чего без очков-то ползаешь?

— Да вот, тоже улетели куда-то, — Оди сокрушённо вздыхает и озирается по сторонам.

Вот же придурок неуклюжий! Аж жалко его. Я сканирую зорким оком весь номер по периметру и быстро нахожу поблёскивающие стекляшки под столом. Выбираюсь из-под одеяла и в несколько шагов настигаю сбежавшие и, к счастью, неповреждённые очки.

— Держи свои фары, — передаю находку и быстро подбираю остальное добро.

— Спасибо, — радуется Оди и, нацепив очки, разглядывает меня с нехорошим интересом.

А я ж в трусах, а трусы-то дыбом.

— Слышь, извращуга, ты куда свои телескопы настроил?

— Да я… — оправдывается Оди, но я поспешно скрываюсь в ванной комнате, и его смущённое блеянье остаётся за дверью.

А когда выхожу…

— Присоединяйся, Крокодил, я на всех заказал, — Реми кивает на стол, где источает дразнящий аромат и вызывает бешеное слюноотделение прямо-таки королевский завтрак.

Правда, состоит он преимущественно из бутербродов, но зато каких! И сколько их тут, всяких-разных!

— Ай, спасибо, Демон, — я потираю руки и резво натягиваю штаны, а желудок уже отзывается на приглашение голодным урчанием.

— Спасибо… как это по-русски — не пулькает? — Реми довольно скалится.

Несмотря на отличный русский, он всё же иногда путается в словах и ударениях, а его акцент звучит очень необычно и потешно.

— Му-гу, не пукает, — я занимаю место за столом, где Реми и Одиссей уже вгрызаются в горячие бутерброды. — Приятного аппетита. И, пожалуй, за такой щедрый завтрак я готов простить тебе ночной застеночный концерт.

— ЗастенОчный? — переспрашивает пацан.

— Именно. Задрал ваш вокально-сексуальный дуэт! — изображаю танец бёдрами и загнанное дыхание. — И ведь я только начал засыпать.

Одиссей деликатно изображает глухонемого, а Реми понимающе кивает и ржёт.

— Ге-эна, это что — зависть?

— Это бессонная ночь, малец. Ты ешь давай, сил набирайся. А кстати, кого ты там жарил за стеной?

— Жарил? — он хмурит брови.

— Трахал, — уточняю раздражённо.

— А-а, — улыбается мелкий (допёр, наконец!), — это Гретхен.

— Ну что ж, это всё объясняет, — забив на подробности, я набрасываюсь на бутерброд, а Одиссей тихо поясняет:

— Гретхен — это наша горничная. Тёмненькая.

Я вспоминаю темнокожую малышку с красивыми ножками, больше похожую на какую-нибудь Наоми, нежели Гретхен. Эх, а ведь такая милая девочка. От досады мне даже отвечать не хочется, и я увлекаюсь завтраком. А ещё думаю про услужливых горничных… и чем больше думаю, тем мрачнее становится на душе.

А Реми подкидывает дровишек в топку:

— Я думаю, мы здесь задержимся ещё на одну ночь, и если ты хочешь поучаствовать…

— Где поучаствовать? — рычу я, а пацан невозмутимо отвечает:

— Там, где будет удобно, Гена. У тебя ведь давно не было женщины?

Ух, ты ж какой заботливый, а!

— Да ты за меня не волнуйся, сынок, я уже придрочился. А поучаствовать — это вон, с Одиссеем, у него женщин ещё давнее не было.

— Фэрпис дихь! — рявкает адвокат, зло сверкая очками.

— Ух, как страшно! — я отмахиваюсь от него сдобной булочкой. — Это ты меня послал, что ли?

— Шайскерль! — тихо ворчит Одиссей, но я уже знаю, что он назвал меня мудаком.

Вообще-то, за дело, поэтому я улыбаюсь и примирительно выставляю ладони.

— Ладно, Оди, извини, был неправ. Давайте-ка вернём наш завтрак в мирное русло. Я допью свой кофе, а вы поведаете мне про немцев — так сказать, расширите мой кругозор.

Ликбез получился коротким, но познавательным. Итак, дойче — самая застрахованная нация — страхуют абсолютно всё, и даже за разбитую чашку не постесняются получить компенсацию. Немцы о-о-очень экономные, аккуратные, конкретные до одури и пунктуальные. Опоздал на встречу — люто оскорбил немца, пришёл заранее — тоже херово.

Ходить в гости у этих чудиков не принято, но коль уж тебя уважили и пригласили на чай, то будь уверен — будет только голый чай. Так-то вот, широта души — это не про них. Живут чётко по инструкциям и указателям, и у любой, даже самой идиотской ситуации, всегда существует пошаговое описание происходящего.

Короче, раздолбайство здесь не в почёте. Скучно, аж зубы сводит. Вот не зря говорят: «Что русскому хорошо, немцу — смерть». Впрочем, и наоборот — тоже верно будет. Лично я тут загнулся бы. Но! За что их следует однозначно уважать — это за немецкое качество во всём и человечное отношение к животным. Ну, пожалуй, и хватит им почестей.

Реми в процессе душевной беседы всё больше помалкивал и лыбился, зато Одиссей заметно оживился, зарумянился, как красна девка, и даже подобрел от осознания собственной умности и осведомлённости. Оно и понятно, потому как наш адвокат в сто пятом поколении, Блувштейн Одиссей Петрович, сам родился в Германии и прожил тут первые десять лет. Немецкий еврей! Звучит, как бред, но факт.

Завтрак мы смели подчистую, и только я настроился потрепаться о местных женщинах, как самый молодой из нас резко посерьёзнел и скомандовал:

— Достаточно разговоров, давайте уже к делу.

— Да погодите, вы мне ещё не всё рассказали.

Одиссей Петрович поправил очки и уставился на меня, как на говорящую амёбу, а Реми постучал по котлам на запястье, стоимостью с мой воронцовский дом, и серьёзно изрёк:

— Извини, Гена, время — деньги.

— Как будто его волнуют наши деньги, — ехидно выступил говнистый адвокат.

— Ваша правда, хер Блувштейн, деньги меня не волнуют, они меня успокаивают. Ладно, умники, выкладывайте уже ваш план по захвату отеля.

Умники переглянулись, дружно хмыкнули и залаяли по-немецки.

Вот так, значит, да? А что, нельзя эту стратегию как-то переложить на более понятный язык? Мне ведь тоже интересно. Я, между прочим, неплохо знаю французский, да и в английском… подаю надежды. Но, боюсь, безнадёжно. Интересно, а как долго можно подавать надежды, есть ли возрастной предел?

«Присматривайся и прислушивайся», — повелела королева драконов. А хера толку? Слышит ухо, да мозг неймёт. Пойду-ка я лучше присмотрюсь. Сдвинул шторку на окне и шагнул в приоткрытую балконную дверь. А тут… озеро зеркальное, солнышко яркое, а парк какой