Игра титанов: Вознесение на Небеса - Хейзел Райли

Он показывает коробку с ещё одним порошком.

— Тогда руководи сам, шаг за шагом. А я буду делать — и слушать твои длинные нотации, Дива.

Я наставляю на него палец:

— «Дива» меня называют только братья и Хейвен. Не наглей.

Он поднимает руки, едва скрывая ухмылку.

— Принято. — Кивает снова на унитаз. Я вздыхаю и опускаюсь на крышку. Слишком ясно: пожалею.

Следующие десять минут Арес молча выполняет все мои инструкции, сосредоточенно кусая губу, глядя в зеркало. Господи, это катастрофа. Гермес получит ещё один повод глумиться. Будут тяжёлые дни.

— Ну? — нарушает он тишину.

Я едва сдерживаю смешок. Ребёнок. Делал вид, что ему плевать, а на самом деле рвётся узнать.

— Остальные в оранжерее Йеля, — начинаю коротко. — Афродита возглавляла клуб ботаники. Теперь, когда её нет… придётся отдать его кому-то другому. Но прежде мы хотели провести там вместе ночь — среди тех цветов, что она всё-таки вырастила.

Арес натягивает на меня свою шапочку, и я решаю промолчать.

— Звучит смертельно скучно. При чём тут я?

— Идём вместе, когда закончим с моими волосами.

Он останавливается, смотрит сверху с откровенным скепсисом.

— Даже не обсуждается. Мне плевать на цветочки и душевные разговоры, пока Джаред Лето плетёт себе косички.

— Хейвен хочет, чтобы ты был там.

Он сразу настораживается.

— Врёшь. — Потом замолкает и уточняет: — Правда она хочет, чтобы я пришёл?

Вместо ревности я чувствую жалость.

— Правда. Я пообещал, что попробую тебя уговорить, и она обрадовалась. Ей важно, чтобы ты перестал сам себя вычёркивать. Никто тебя не выгонял.

Арес прячет лицо, отходит к раковине и опирается на край, склоняя голову.

— Вам всем проще без меня. Признай честно.

— Честно? Проще без человека, который постоянно кидает пошлые намёки моей девушке, — отвечаю я. — Но в остальном — никто на тебя зла не держит.

Он встречает мой взгляд в зеркале.

— Даже ты?

— Даже я. Ты ошибся, как любой может ошибиться.

Его губы дрогнули в улыбке — и тут же он её гасит.

— Я не хотел того всего наговорить. Я запаниковал. И был пьян. Прости, что повёл себя так в день похорон твоей сестры.

— Извинения приняты. — Я улыбаюсь. — А пока мысленно молюсь, чтобы ты не угробил мне волосы.

Он не улыбается, но выражение лица близко.

— Значит, Коэн звала меня? И ты пришёл за мной? Достойный поступок.

Хоть понимает.

— Хейвен к тебе неравнодушна.

Не знаю, чем я его задел, но его лицо каменеет. Плечи напрягаются. Он не отвечает, рывком открывает ящик у раковины и достаёт электробритву.

Я жду секунду, и, когда он включает её, не выдерживаю:

— Эту сцену я уже видел. Бритни Спирс, 2007-й.

Арес рассеянно кивает, поднося машинку к затылку:

— Время идти по стопам Брит. Это катарсис. Так что…

Я тянусь, чтобы остановить, но поздно. Машинка проходит по центру головы. Светлые пряди осыпаются на спину, липнут к футболке. Я смотрю во все глаза, как он сбривает затылок почти наголо, оставляя неровный бледный ёжик.

Я знаю, что ему нужно время, поэтому жду. Он стряхивает обрезанные пряди с футболки, подметает пол. Выдёргивает бритву из розетки и прячет в шкафчик.

— Она мне нравится, — признаётся он почти шёпотом, со стыдом. — Твоя девушка, Хайдес. Она мне нравится.

— Знаю.

— И я не собираюсь отступать, — добавляет он.

Я хмурюсь, сжимаю кулак.

— Тогда у нас с тобой проблема.

Он закатывает глаза.

— Будто у меня были бы хоть малейшие шансы. Чего ты боишься? Если веришь в свою любовь, мои выходки не должны тебя тревожить. Хотя… кто знает? Вдруг однажды она поймёт, что я лучше тебя.

— Почему ты должен быть лучше?

— Потому что я ради неё пожертвовал бы всеми, — отвечает без тени колебаний.

— Да? А я пожертвовал бы собой ради Хейвен.

Арес открывает рот, чтобы возразить, но потом осекается, словно сам поражён тем, что согласен со мной.

— Хейвен тебе нравится потому, что ты отчаянно ищешь того, кто смог бы тебя полюбить, — говорю тихо. — Никто никогда этого не сделал, и стоило встретить её — открытую, добрую — тебе понравилась сама идея её любви. А я её люблю потому, что не хочу быть любимым никем, кроме Хейвен. Понимаешь, Арес? Я не ищу просто любовь. Я ищу её любовь.

Он пожимает плечами.

— А ты уверен, что хочешь быть любимым только Коэн? Мне кажется, судьба связала тебя с Персефоной. И теперь ты её снова встретил. А вдруг она способна любить тебя так, как ты мечтаешь?

У меня перехватывает дыхание.

— Как ты можешь говорить такое, видя реакцию Хейвен?

Он поднимает ладони, делая наивное лицо:

— Я всего лишь хотел, чтобы ты посмотрел шире. Открылся новым возможностям.

— Если бы твоя Коэнсоседка услышала сейчас эти слова, уверяю, видеть тебя ей долго бы не захотелось.

Арес бледнеет. Страх искривляет его лицо.

— Ты не скажешь ей. Ты ведь хороший. Не такой, как я.

Я киваю.

— Верно. Но если она тебе правда дорога, ты не станешь ранить её из-за спины, косвенно.

Маска наглого равнодушия сползает, обнажая боль.

— Только такая, как она, могла бы полюбить такого, как я. Она единственная в мире, кто смог бы. Ты — хороший, добрый, всегда находишь верные слова. Тебя может полюбить любая. А я… меня бы никто не выбрал. — Он проводит ладонями по свежевыбритым волосам. — Даже мама меня не любила.

А я-то думал, что у нас нет ничего общего. Кроме разве что желания переспать с Хейвен.

— Моя тоже, — признаюсь с трудом. Не уверен, стоит ли открываться: это слабое место, и Арес может им воспользоваться. — Она бросила меня у мусорного бака, сразу после рождения. До этого пыталась избавиться от меня до самого девятого месяца.

Арес не отрывает взгляда. Может, я схожу с ума, но его глаза будто влажнеют. Он… сейчас заплачет? Арес Лайвли заплачет?

— Я тоже был уверен, что меня никто не полюбит, — обвожу пальцами рубец. — А потом появилась Хейвен. Так что я понимаю тебя, клянусь. И мне жаль. Но обещаю: это не будет длиться вечно. В мире семь миллиардов людей, и кто-то тебя полюбит. Но это будет не моя девушка. — Голос становится жёстким. — Второй раз я не повторю это мягко, Арес. Будь осторожен.

Его пальцы, висящие вдоль тела, начинают дёргаться от нервного тика. Взгляд мечется по комнате, избегая моего. Похоже, я всё же пробился сквозь его броню. Губы сжаты. Он смотрит на часы.

— Скоро смоем краску, — бурчит. — А потом пойдём к