Южная пустошь 7 - Алёна Цветкова

— Мам, — Фиодор поймал меня за руку, — ну, хватит… Куда ты пойдешь? Здесь кругом лес…

Я подняла взгляд на того, кого мое сердце считало сыном. Слова рвались наружу. Горькая обида требовала выхода. Но я боялась, что если начну говорить, то уже не смогу остановиться. А если скажу… То мы больше никогда не сможем простить друг друга.

Резко выдернула руку и отвернувшись, чтобы скрыть слезы, предательски выступившие на глазах, подхватила расшитый аддийскими узорами тулупчик, молча вышла из землянки.

— Мама! — закричал мне в спину тот, кто был моим сыном, но стал королем.

Ледяной зимний воздух приправленный утренним морозцем ожег легкие. Но кипевшая внутри злость не дала мне замерзнуть. Я ничего не чувствовала. Внутри все было холоднее, чем снаружи.

Вот и все… Вот и закончилась еще одна глава моей жизни.

Почти закончилась.

Только в этот раз я сама переверну страницу.

Хотя предпочла бы умереть, чем достичь такого финала.

Я брела по мирно спящему лагерю. Только дежурные, да стряпухи, разводившие огонь по огромными котлами, чтобы накормить людей завтраком, удивленно смотрела мне вслед, не понимая, почему я иду в таком виде… раздетая, с тулупом и вещами. И куда…

Впрочем, я и сама не знала куда. Просто шла, ничего не видя перед собой.

Как я оказалась возле этой землянки? Не знаю… Как я догадалась, что мне нужно именно сюда? Тем более… Но, бросив вещи у входа и делая шаг вниз по лестнице, я уже знала, кого встречу внутри.

Илайя, услышав шорох отодвигаемой циновки вскочила с кровати…

— А, — мотнула она головой, — это ты… Вижу, он рассказал тебе все… Пришла вылить на меня ведро гадостей? — невесело усмехнулась она. Снова упала на топчан и уставилась в земляной потолок с легкой мечтательной улыбкой.

— Нет, — я с трудом разжала спекшиеся от внутреннего жара губы. И призналась, — я пришла убить тебя…

— По крайней мере честно, — усмехнулась Илайя и снова села, пристально глядя на меня. — Думаешь, я не знаю, как все это видишь ты?

Я ничего не ответила. Говорить с врагом в тот момент, когда ты собираешься его убить, не самый лучший способ победить. Слова ослабляют: ярость, дающая силу и твердость, уходит, оставляя вместо себя пустоту равнодушия. Я не собиралась совершать такой глупой ошибки.

— Дочь Грегорика, мечтавшая отомстить за смерть своей семьи, нашла самый легкий способ добиться желаемого… — Илайя фыркнула.

Она как будто бы совсем не боялась. Впрочем, я же понимала, что шансов у меня мало. Илайя — амазонка, привыкшая обращаться с оружием. А ее боевой опыт несравненно больше всех моих боевых побед, вызванных скорее удачным стечением обстоятельств.

— Но, знаешь, Елина, — Илайя повернулась ко мне и пристально вззглянула в глаза, — на самом деле все не так… Я знаю, ты мне не поверишь. Я сама себе не поверила бы, если бы мне сказали об этом еще пару месяцев назад. Но Фиодор, он… — На ее лице вдруг ярко полыхнула улыбка, такая светлая и искренняя, что ее лицо на короткий миг преобразилось, и я увидела ту юную принцессу, которая умерла в тот самый момент, когда юная Лирия проснулась в мерно покачивающейся повозке, увозившей ее из привычной жизни навсегда. — Он другой… Не такой, как все мы. Как я… и как ты… Мы с тобой привыкли, что жизнь постоянная борьба. Что если ты будешь слабым, то проиграешь. Либо ты убьешь, либо тебя убьют… Это как игра с нулевой суммой. Ты меня понимаешь?

Я по прежнему молчала. Не считала нужным говорить. Просто достала свой верный кинжал, и теперь примерялась, раздумывая, куда лучше ударить. Чтобы получить хотя бы иллюзию шанса достать амазонку…

— Конечно, ты меня понимаешь, — кивнула Илайя. Она делала вид, что не замечает, как я сжимаю оружие с привязанной к нему алой лентой. — Ты понимаешь меня лучше, чем кто-либо во всем это мире, Елина. Я уверена… Поэтому мне и легко признаться тебе… Когда я впервые увидела его… Увидела, как люди искренне радовались ему. Как он улыбался им… Мой отец никогда не улыбался своим подданным. Он говорил, что каждый из них мечтает вонзить нож в спину. Что верить никому нельзя. Что даже член твой семьи может предать. И я привыкла. Тем более вся моя жизнь говорила о том, что мой отец был прав. Ненависть — единственное настоящее чувство. А любовь, — она усмехнулась, — любовь придумали хитрецы, имеющие свои цели. Я была в этом уверена настолько, что меня даже в Лунные сестры приняли, если ты помнишь… Хотя в то время я думала, что люблю Абрегора…

Она снова замолчала, как будто бы давая мне возможность согласиться или возразить. Но я по-прежнему молчала, собирая силы для одного единственного удара.

— Я тогда возненавидела Фиодора еще больше… Я еле сдержалась, чтобы не убить… — Илайя продолжила говорить, так и не дождавшись от меня никакой реакции на ее слова. — И когда, через несколько дней, он предложил сразиться на ножах, я с радостью ухватилась за такую возможность. Ты знаешь, — усмехнулась она, — я всегда побеждала в таких схватках. Мне не было равных. Но тот бой… все изменил. Я билась в полную силу, без жалости, стремясь достать до его горла и убить. По-настоящему. Но каждая моя атака заканчивалась поражением. Я не только не смогла убить его, мне не удалось даже коснуться кончиком кинжала его одежды. А только в конце, когда он скрутил меня и повалил на снег, с радостным хохотом, крича, чтобы я признала свой проигрыш, я получила шанс вонзить нож в его спину. И уже занесла руку, чтобы нанести последний удар в своей жизни. Я же понимала, меня сразу убьют те, кто сейчас стоит вокруг нас и весело смеется, гладя, как их король снова победил…

В этот раз пауза была гораздо более длинной. Илайя ушла в себя, и, казалось не замечала, что я сделал шаг в ее сторону, приблизившись к топчану почти вплотную. Еще немного, и я ее достану…

— Но в этот самый миг я совершила роковую ошибку, — на губах амазонки появилась непривычно мягкая улыбка, — Я заглянула в