Светлячок и Соловей - Полевка

- Я тебя совсем заговорил, – вспомнил эмир, - а ты, наверное, голодный. Иди сюда, моя птичка, здесь все приготовлено для ужина. Здесь и фрукты, и долма, и ханум, а шурпа должна быть еще теплой, а вот здесь еще есть пончики, с различными начинками, мне сказали, что их обязательно подавали в доме твоих родителей. Я купил специально пончиковый автомат, чтобы тебе это было привычно.

- Нет, пончики нежно любит мой оми, - рассмеялся омега и осторожно пересел на соседнюю кровать там посередине лежал громадный поднос заставленный тарелками, - он говорит, что это самое приятное воспоминание из прошлой жизни. Лично я люблю больше пахлаву с фруктами, особенно кадаиф* с орешками и еще пишмание*…

- … и сливочное мороженое… - подсказал муж.

- …да, - смутился сладкоежка. – А ты опять будешь пить воду? Может, попробуешь мой фруктовый чай? Там не только фрукты, но и цветы, и с пахлавой очень вкусно. Селафь говорит, что сладости наполняют тело радостью и весельем, хочешь попробовать?

- Мое тело может наполнить радостью другая сладость, - мурлыкнул альфа.

- И какая же? – Потупился румяный супруг, - шурпа? Ты же альфа, а альфы любят мясо… - ему ответом был мягкий смех мужа, - а как же я буду кушать если я совсем ничего не вижу? Давай ты возьмешь меня на ручки, так тебе будет удобнее меня кормить… - прикусил губу юный хитрюля.

Джабаля не надо было просить дважды. Милый супруг с непосредственностью ребенка забрался на руки и приготовился к удивительной игре – отгадай, что съешь в следующий раз. Вскоре темнота взяла свое, ослабив контроль и стыдливость. Покрывало было забыто, омега вначале как птенец сидел с приоткрытым ртом, ожидая следующую порцию, время от времени облизываясь, а потом и сам включился в игру покорми другого. Он шарил в потемках по подносу, натыкаясь на блюда и тарелки и сразу же отправляя в рот мужу все что находилось. Джабаль без сопротивления ел баранину в крошках от пахлавы и кадаиф макнутый по ошибке в острый мясной соус.

Но когда время дошло до чая, Абаль решил во чтобы то не стало напоить им мужа. Он схватил сладкими пальцами мужа за шею и не позволил ему уклонится от любимого напитка, который пришлось пить из губ омеги. Альфа не сопротивлялся, выпив все что было предложено, исследовал в отместку языком сладкий рот супруга, собирая дрожь губ и растерянность язычка. Абаль только всхлипнул когда альфа прервал поцелуй.

- Скажи, а ты и правда дал бы мне развод? – Абаль уткнулся лбом в шею альфы и замер в ожидании ответа.

- Дал бы, - вздохнул альфа, - и даже до дома родителей отвез, передав из рук в руки. А потом напросился бы в гости, или стал лагерем под городом твоих родителей и каждый день околачивался под твоими дверьми, так чтобы ты пройти не мог спокойно, чтобы об меня не споткнуться. А по вечерам пел под твоими окнами. Пришлось бы вспомнить, как в детстве меня учили играть на ситаре, или учиться играть на нем заново. Может ты и сдался бы вскоре, пожалев если не меня, так собственные уши.

- Похоже я много пропустил, - захихикал омежка, - хотел бы я услышать, как ты поешь.

- Ох, Соколенок, поверь, лучше не надо. Мой учитель музыки сказал, что он поседел именно из-за моего пения. Он у меня что-то среднее между скрипом арбы и воплем верблюда. Поверь, голос мне дан, чтобы врагов запугивать, у них сразу чесотка начинается, вместе с недержанием. Побереги свои ушки для чего-нибудь нежного. А я продолжу своим ревом жеребцов пугать в пустыне и хищников отгонять.

- Хочешь еще сладкого? – Абаль облизал свои сладкие пальцы. – Я могу тебя накормить сладким, я запомнил где на подносе халва лежит.

- Крупинка соли с твоих губ мне слаще любой пахлавы, - сознался Джабаль и потянулся к сладким губам, которые раз за разом облизывал супруг.

Абаль только довольно вздохнул, ну наконец-то все его заигрывания подействовали на упрямого альфу. Он уже устал прятать в складках скинутого, как бы нечаянно покрывала, свой торчащий член. Муж, казалось, действительно думал только искупать и покормить его! Какая изощрённая жестокость! А как же поцелуи? С тех пор как омега услышал, что на него больше не сердятся и уже простили, он больше и думать ни о чем не хотел. Очень хотелось, чтобы муж его целовал и нежил как тогда перед днем рождения, когда он у селафь шлепки выиграл. И судя по тому как сбилось дыхание альфы он тоже хочет именно этого.

- Джабаль… - это было последнее внятное слово, и было больше похоже на вздох, которое произнес омега.

Потому что муж делал именно то, что хотелось, он, казалось, читал самые потаенные омежьи желания и капризы. Он играл на нем как на самом изысканном музыкальном инструменте. Он перебирал губами и пальцами казалось по обнаженным нервам, вынуждая биться и извиваться, требуя немедленной развязки, но так и не доведя до вершины, отстранялся, наслаждаясь жалостными вздохами и мольбами. Абаль сбросил покрывало и, позабыв обо всем, сам бесстыже потирался об альфу, прося и требуя и умоляя.

И муж опять начинал с самого начала, когда губы скользят над кожей, еще не касаясь, но уже обжигая дыханием и омега опять забывает дышать… от предвкушения и легкий поцелуй, такой невинный, заставляет тело выгибаться от невыносимого удовольствия и боли неутоленного желания. Джабаль зажал руки супруга, не позволяя к себе прикасаться и продолжал ласкать его сам, чтобы он почувствовал тот огонь на котором сгорал сам альфа, когда ласка становится наказанием, а ожидание прикосновения пыткой. И только доведя супруга до истерики, он накрыл его отчаянно торчащий член губами и расцветил его темноту яркими всполохами оргазма. И еще раз и еще, удерживая дрожащие бедра супруга и наслаждаясь криками освобождения и восторга.

*

Абаль проснулся на рассвете. На