Семнадцатый - Эмилия Вон

и руки, шорты, висевшие на бедрах, длинные белые носки до середины икр и такие же белоснежные кроссовки. Завершала его непринужденный образ бейсболка, надетая козырьком назад.

Он присел, чтобы погладить щенка за ушком, затем медленно поднялся и, глядя на меня из-под длинных ресниц, приблизился.

– Знаю, ты сейчас сердишься на него, но единственной причиной этому поступку была его любовь, – продолжал отец, пока я наблюдала за тем, кого он защищал. – Так что не будь слишком строга с ним, хорошо?

Диего подошел ко мне вплотную, возвышаясь надо мной, и быстро поцеловал меня в губы. От него пахло свежим мылом. Он выглядел невероятно привлекательным со своей легкой улыбкой в уголках губ и бейсболкой, из-под которой выбивались орехового цвета волосы, которые я чуть не выдрала, когда его язык разбудил меня ранним утром.

Я успела по нему соскучиться, хотя он отсутствовал всего несколько часов, но не забыла, что сержусь на него, несмотря на то, что слова отца немного смягчили мой гнев.

Диего заметил изменение в моем настроении, судя по нахмурившимся бровям и вопросу во взгляде.

– Селена, ты меня слышишь?

– Да, пап. Я поняла, спасибо, – сказала я, делая шаг назад. – Я перезвоню тебе позже, ладно?

– Конечно. Люблю тебя, пчелка.

– Я тоже тебя люблю.

Убрав телефон в карман, я поправила волосы и привела себя в порядок, затем повернулась к Диего.

Он смотрел на меня в ожидании, но, когда я продолжала молчать, он спросил:

– С Тео все в порядке?

Мне пришлось проглотить ком в горле, чтобы взять себя в руки и не расплакаться от переполняющих меня эмоций. Хотелось кинуться в его объятия с благодарностью, но с другой стороны – было желание придушить его.

– Да, у него все в порядке, – ответила я, избегая его взгляда. Откашлявшись, я продолжила: – Мне стоит поблагодарить тебя.

– За что?

Я подняла голову и посмотрела на него, пытаясь прочитать его истинные эмоции. Но я не увидела ничего, что указывало бы на презрение, ненависть или злость. Только беспокойство и множество невысказанных вопросов, которые буквально витали в установившемся молчании.

– Я плохо исполняю свою работу?

– Что? – переспросил Диего, смотря на меня с легким недоумением.

Он сделал шаг ко мне, протянул руку и дотронулся до моего лица, но я остановила его жестом.

– Просто ответь, хорошо?

– Не знаю, что произошло за то время, пока меня здесь не было, но нет, черт возьми. Ты великолепно справляешься со своими обязанностями.

Я кивнула.

– Тогда почему? – Я пыталась сохранять твердость, кусая внутреннюю сторону щеки и не отводя взгляда. – Почему ты это сделал?

– Сэл, я не понимаю. – Диего снял бейсболку и запустил пальцы в волосы, затем снова надел ее на голову. – Можешь уточнить, о чем идет речь?

– Мне звонил отец. Он сообщил, что препарат, который мы не могли себе позволить, стал доступен. – Мой голос дрогнул. – Его применили несколько дней назад, но ты ведь и так это знаешь, не так ли?

И вот оно.

Взгляд Диего потускнел, его плечи напряглись, когда он, наконец, понял, что я все знаю.

Его пальцы сжали переносицу, и затем, опустив руки, он приблизился, несмотря на мою выставленную руку.

– Детка, выслушай меня…

– Нет, не надо, не трогай меня, иначе я расплачусь, а мне нужно оставаться сильной, чтобы я могла продолжать злиться на тебя. – Мои слова вызвали у Диего усмешку, и это еще больше раздражало меня.

– Тебе не следовало этого делать! Я рассказывала тебе о Тео и обо всем этом не для того, чтобы ты оплатил его лечение, как гребаный Робин Гуд!

– Я знаю. – Его пальцы захватили мои запястья и притянули меня к себе.

– Я просто хотела заработать их честным трудом!

– Ты так и делаешь.

Диего заставил меня обхватить его талию, сам одной рукой обнял мою, а другой прижал голову к своей груди, позволяя вдохнуть его запах. Черт, он делал это специально, не так ли? Хитрый ход, способный утихомирить меня?

– Но я не хочу быть для тебя обузой и не хочу, чтобы ты думал, что я здесь, с тобой, ради денег.

– Я так не думаю. – Он поцеловал меня в макушку и обнял сильнее, заставляя уткнуться в его грудь. Его ладонь поглаживала меня по волосам, а его слова помогали мне успокоиться. – И ты не обуза, Селена, и никогда ею не была.

Я шмыгнула носом, размазывая слезы по его футболке, но Диего это не беспокоило. Он лишь крепче прижал меня к себе, словно вдавливая в себя.

– Тогда зачем?

Вопрос мой был почти неразличим среди приглушенных всхлипов, вырывающихся из груди. Руки Диего творили со мной нечто невероятное, и рядом с ним, в его крепких объятиях, мне больше не хотелось прятаться за броней. Я могла плакать, злобствовать, даже если этот гнев был направлен на него самого.

Он отпустил меня, заглядывая в мои полные слез глаза.

– Ты та девушка, которая сводит меня с ума, – с нежностью произнес он. – Та, которая поражает меня своей силой, стойкостью и самоотверженностью. Та, кем я горжусь и восхищаюсь, – добавил он, осторожно утирая ладонью мою слезинку, а затем мягко убирая непослушную прядь волос за ухо. Его взгляд, полный тепла, проникал прямо в душу. – Ты та, в которую я влюблен и о ком я хочу заботиться. И это означает, что я буду заботиться обо всех, кто для тебя важен. Они, я имею в виду Тео, твоего отца и Энни, теперь и моя семья. Так же, как Альваро и моя мама – твоя.

Его признание зависло в воздухе, словно обещание, исполненное уверенности и твердой решимости. В его карих глазах светилась такая любовь, что сомнения уже не могли найти себе места. Диего любил меня. Любил безоговорочно, всем сердцем.

Эти слова звучали как эхо давно известного мне чувства, ведь его любовь ощущалась каждым атомом моего существа, каждым биением сердца. Но услышать их из его уст стало чем-то вроде последнего штриха, завершающего картину нашего счастья. Это было то самое подтверждение, которого так жаждала моя душа, чтобы окончательно поверить: он простил меня за все – за тот давний побег, за украденные годы нашей совместной жизни.

Диего Карраско любит меня. Так сильно, что оплатил лечение моего брата. Тихо, незаметно, без громких заявлений и попыток впечатлить. Не ради славы или имиджа «хорошего парня», а потому что именно таким он всегда и был. Добрым, заботливым, искренним и бескорыстным. Эти черты не были маской, они были частью его сущности, той самой, что сформировалась еще в раннем