В договор не входит - Лина Ласс

Одолев слабость, я прежде всего проверила дверь, но, как и ожидалось, она была заперта. Впотьмах пробралась к окну, раздвинула шторы и тут же отпрянула. Второй этаж, высоко, а во дворе сновала охрана. Силуэты сливались с темнотой ночи и только неясные движения позволяли их обнаружить.

Я пропала. Бежать некуда, никто не услышит, а если даже буду кричать, то люди Манцевича не придут мне на помощь.

Помощь! Мой телефон. Я бесполезно похлопала себя по бёдрам, понимая, что сумки при мне нет. Нащупав выключатель, я бесполезно озиралась. Комод и кровать и правда были единственной мебелью. Даже стены, одетые в тёмно-зелёные обои, пустовали. Внимание привлёк только крохотный огонёк камеры под самым потолком в углу комнаты. Сумки не было, но хотя бы одежда осталась при мне нетронутой. Этот урод не воспользовался моей слабостью, что отнюдь не делает ему чести.

Что он собирается со мной делать? Держать здесь как в клетке?

Думать о том, чем могло обернуться дело, не потеряй я сознание не хотелось, но как я не пыталась отогнать от себя эти мысли, они атаковали со всех сторон. Манцевич хочет меня. Или хочет мою мать, которую убил собственными руками за нежелание поддаться его пагубной страсти. А что будет, откажи ему и я? Он поступит точно так же?

Я не смогу на это пойти. Одна мысль о том, чтобы вновь оказаться с ним даже лицом к лицу приводила в ужас. Ещё недавнее желание прикончить Дмитрия собственными руками уже не казалось мне осуществимым планом. Тело и так меня почти не слушалось – к слабости прибавилась дрожь. Да и как слабой женщине противостоять крепкому здоровому мужчине?

Я вздрогнула от щелчка замка и отшатнулась к дальней стене. Дверь словно нехотя отворилась и передо мной предстал мой враг. Дмитрий на мгновение задержался на пороге, осматривая обстановку и нетвёрдой походкой прошёл вперёд. Пиджак был снят, ворот расстёгнут, в руках он держал стакан с чем-то покрепче, чем вино, которое пил до этого. Я с удовольствием отметила след от моей пощёчины и припухшую от укуса губу. Урон был незначительным, но даже это меня порадовало. Как бы то ни было, без боя я ему не дамся. Если придётся, буду драться, кусаться и царапаться как дикий зверь.

– Надо же, какая впечатлительная. Прямо тургеневская барышня в обмороки падать. Я бы мог поиметь тебя прямо там, пока ты в себя не пришла, но поверь, трахать бессознательную девку не особо интересно.

Манцевич опрокинул в себя остатки напитка и бросил стакан на постель.

– Думал, я кинусь тебе на шею в благодарность? Ты убил моих родных!

Дмитрий поморщился словно съел лимон.

– Ой-ой, хватит. Тебе ли грех жаловаться, как всё повернулось. Смотри-ка, ты теперь звезда.

– Не благодаря тебе, а вопреки.

– Не смеши меня! Ты используешь мужиков, как и любая продажная дрянь. Сначала Эккерта, потом того французика. Я видел вас. Ты была вовсе не против, когда он тебя целовал.

Значит мне не показалось. Человек в тени вязов, которого я заприметила с балкона ресторана и чей взгляд буквально ощущала кожей, не был просто прохожим.

– Вы следили за мной в Париже?

– В Париже, Риме… Отправься ты хоть на Северный полюс, – Манцевич ухмыльнулся. – Но рядом с тобой всегда кто-то ошивался. Эккерт так берёг тебя, окружил охраной, будто боялся, что тебя могут похитить. Но, как посмотрю, ты ему быстро наскучила. Со мной же будет по-другому.

В его взгляде зажёгся похотливый огонь, тот самый, который я уже видела однажды. Он не остановится. Желание слишком сильное, чтобы услышать твёрдое «нет». Руки Дмитрия опустились вниз, к ширинке брюк и проступающей сквозь ткань эрекции. Он расстегнул ремень и вытащил его из-за пояса, сложив пополам.

– Ты и правда на неё не похожа, разве что лицо и глаза. Я предупреждал её, а она не послушалась, за что и поплатилась. Но ты же так не поступишь? Будь хорошей девочкой.

Он щёлкнул ремнём. Если Дмитрий думал, что так сможет меня усмирить, то глубоко ошибался. На моём сердце были такие глубокие раны, что никакая физическая боль была не страшна.

– Этого не будет!

Манцевич остановился, подняв бровь.

– Вот как? Я не соответствую твоим запросам? Староват для тебя? Недостаточно красив? Недостаточно богат?

– Ты недостаточно человек! – я вскинула подбородок, бросив взгляд на ремень. – Этого не будет. Можешь избивать меня сколько будет угодно твоей грязной душе, ублюдок.

– Надеюсь, этого не потребуется, – он жадно облизнулся и тяжело задышал. – Не хочется повредить оболочку. Как тебя потом узнает твой братишка?

Я в ужасе уставилась на Дмитрия.

– Не приплетай его сюда.

– Разве? На что ты готова пойти, чтобы он был жив-здоров. Ах, нет, – мерзкий смешок вылетел из его рта, – просто жив.

– Пошёл к чёрту.

– Так на что?

Манцевич шаг за шагом стал приближаться, вальяжно, понимая, что деваться мне было некуда. За спиной стена, выход перегораживает его фигура, и теперь он надавил на самое больное место, на что мне нечем было ответить.

– Ты же не хочешь, чтобы с парнем произошло что-то ещё? Он и так настрадался за свою короткую жизнь.

Я проглотила комок, застрявший в горле и слабым голосом произнесла:

– Нет, пожалуйста. Не трогай его.

– Тогда будь паинькой.

Дмитрий навалился всем своим телом, коленом раздвигая ноги, зажимая и целуя в шею, губы. Я зажмурилась и даже не пыталась сопротивляться, боясь вызвать его ярость. На что я пойду ради брата? На что я пойду ради брата? Я и так многое отдала за его счастье, смогу вытерпеть и это. Пусть тело будет отдано ему на растерзание, но нельзя допустить, чтобы чудовище, пытающееся взять меня силой, добралось до моей души.

Я перестала бороться, позволяя грязным рукам проникнуть под одежду. Не думать, не слышать, не чувствовать. Но запах крепкого алкоголя проникая в нос вызывал тошноту. И как же эти прикосновения отличались от тех, что дарил мне Максим. Руки жадно сдавливали грудь и ягодицы, влажный рот впился в губы. Внутри себя я кричала, а снаружи оставалась безучастной, потворствуя извращенцу и его желанию.

Но внезапно Дмитрий оторвался от моей груди, пылая от нетерпения.

– Ты уж постарайся хотя бы сделать вид, что тебе приятно.

Он сильно толкнул меня на кровать, наваливаясь сверху и принимаясь разрывать на мне одежду. Пуговицы блузки отлетели и со стуком покатились на пол. Манцевич раскраснелся, кожа его покрылась потом. Он пыхтел надо