На горизонте – твоя любовь - Нетта Хайд

Моя мать. Последний человек, который по-настоящему был мне дорог. Она знала, что однажды это произойдет. Этот страх преследовал ее еще тогда, когда она лежала в психиатрической лечебнице. Но когда мне удалось перевезти ее в более благоприятные условия, казалось, она идет на поправку. Однако это было лишь временное облегчение. За год мало что изменилось. Единственное, что оставалось неизменным, – это ненависть отца к ней.

Удивительно, как можно так относиться к женщине, которая родила тебе ребенка? Для меня – нет. Отец – это не просто жестокий человек, он чудовище, которое не знает, что такое «чувства». Для него они – нелепое явление, которое разрушает судьбы людей. Особенно если эти чувства к женщине.

В его словах была доля правды. Если бы у меня не было чувств к ней, ничего бы не произошло. Я бы продолжал быть марионеткой отца, продолжал убивать и причинять боль другим людям. Моя мать так и осталась бы в психушке, а отец продолжал бы ходить на своих двух и вести свой нерушимый бизнес, не замечая, как рушатся жизни вокруг него.

Сказать ей за это спасибо? Увольте, она ни за что не услышит от меня этих слов. Более того, она не увидит меня больше никогда. А если и увидит, я сдержу свое обещание: я вырежу ее из своего сердца, как хирург вырезает опухоль, а ее существование сотру с лица Земли.

Пусть мне будет плохо, пусть я буду мучиться, виня себя в этом до конца своих дней, но я не позволю ей больше ворваться в мою жизнь и сломать то, что еще позволяет мне стоять на ногах, а не валяться в могиле рядом со своей матерью.

Так я думал до сегодняшнего дня.

Такая установка горела ярким светом перед моими глазами. Я чувствовал себя непробиваемым, пока не повернулся, чтобы закрыть дверь дома на ключ и уехать как можно дальше от всего этого.

Но, как только я становлюсь на порог, яркий свет в моих глазах неожиданно гаснет, замененный ударом такой силы, что я отшатываюсь. Я чувствую физическую боль, которую так желал почувствовать все это время.

Когда я поднимаю взгляд, в темноте перед собой вижу разъяренное лицо Доминика Хилла. Неожиданно, не правда ли? Вот я в этот момент тоже прилично так охренел.

– Что ты забыл здесь? Пришел поздравить меня с Днем благодарения? – равнодушно спрашиваю я, потирая глаза двумя пальцами, пытаясь собрать мысли в кучу.

Но, видно, я зря отвлекся – в мою челюсть прилетает болезненный удар кулаком.

– Знаешь, сегодня я не в настроении разговаривать. С тобой – так тем более.

– А я и не собираюсь с тобой говорить, – отвечает он, делая шаг в мою сторону. – Я собираюсь выбить из твоей башки всю дурь, которая там сидит и запечатывает твои глаза от истины.

– Какой, блять, истины? Ты что, накурился?! – я не сдерживаюсь и отвечаю, перехватив его руку и ударяя кулаком в его лицо.

Мне плевать, кто передо мной стоит: ее дядя, ее брат или еще кто-то близкий ей. В этот момент в воздухе витает только ненависть, и мне плевать на все правила и узы.

– О, Хантер, я смотрю, твои силы тебя не покинули окончательно, – саркастично произносит он, высмеивая мои удары или, может быть, наоборот, хваля их. – Куда собрался?

– Как минимум и максимум, ты – последний человек… хотя нет, предпоследний, которого должно это волновать.

– Как минимум и максимум, Хантер, ты мог бы дать Тее объясниться.

– Не произноси ее имени, – резко отвечаю, стиснув зубы. – Для меня не существует людей с таким именем.

Я равнодушно обхожу его, поправляя на плече дорожную сумку, и направляюсь к своей машине.

– Хантер, ты идиот? Ты хоть знаешь, почему она все это время это делала?! – кричит Доминик, пока я укладываю свои вещи в багажник.

– Мне плевать, – холодно бросаю я, захлопывая крышку багажника, и иду к водительской двери.

Я собираюсь оставить это все позади, уехать в неизвестность, где нет ни ее, ни всего этого бреда, что окружает меня.

– Ты сам в это веришь?!

– Я уже ни во что и никому не верю, тебе в том числе, – отвечаю, чувствуя лишь сдерживаемую ярость.

Глубоко вздохнув, собираюсь, наконец-то, сесть в машину, но то, что он произносит дальше, как метеорит, обрушивается на меня и останавливает любую попытку движения.

– Ты знаешь о ее шрамах?

– Причем здесь это?! – спрашиваю, едва взглянув на него.

– Ублюдок, который это сделал, был другом твоего отца, – произносит он, и это взрывает мою защиту.

– Что за бред?! Ты пытаешься выставить ее бедной овечкой? Херово получается. Она пришла сюда, чтобы уничтожить мою семью, и ей удалось это сделать. Поблагодарить забыл, да, каюсь. Надеюсь, она не обидится на меня за это и как-нибудь переживет.

– Ты сейчас серьезно?! – его голос становится резким, когда он подходит ко мне. – Очнись, Хантер! – продолжает он, и в его глазах горит нечто, что нельзя игнорировать. – Я готов отрезать свой язык за то, что собираюсь перед тобой открыть ее тайны, но я уже не могу смотреть на нее. На то, как она мучается. На ее страдания! Ей больно, понимаешь? Ей больно внутри!

– Дай-ка подумать… мне плевать, – произношу я, хотя в глубине души маленький потухший огонек интереса с каждым его словом разгорается все сильнее.

– Да что ж ты такой упертый! Тебе, блять, доказательства нужны?!

– А ты можешь их предъявить? – спрашиваю, слегка ухмыльнувшись, зная, что его словам нет ни одного подтверждения.

Он молчит.

– Есть еще лапша быстрого приготовления, которую ты хочешь повесить на мои уши? Правда, тут уже места почти не осталось, благодаря твоей Тее.

– Есть мое слово, – произносит он, и теперь в его голосе слышится решимость. – И твое дело верить мне или нет. Я скажу, а ты сам решай, что с этим делать: валить из города и прятаться от самого себя и своих чувств или поехать к ней и из ее уст услышать подтверждение того, что я скажу.

– Ты серьезно думаешь, что я поеду к ней и буду слушать ее ложь? – отвечаю я, чувствуя, как напряжение нарастает. Каждый мускул в моем теле противится этой мысли.

– Тебе решать, Хантер, – говорит он печальным голосом, пытаясь поведать мне то, что для меня, кажется, уже не важно. – Один из вас должен сделать первый шаг. И если так пойдет и дальше, то Тея не сможет этого сделать никогда. Я не пытаюсь оправдать ее или вызвать твою жалость к