На горизонте – твоя любовь - Нетта Хайд

– У тебя пять минут, – говорю, захлопывая дверь и направляясь к крыльцу. – Четыре с половиной, – дополняю, взглянув на наручные часы.

– Ты знаешь, чем занимается твой отец?

– Приблизительно, – отвечаю, вальяжно устроившись на бетонных плитах и слушая его чушь.

– Твой отец уничтожил всю семью Теи.

Первое, что он говорит, не сильно впечатляет меня, потому что я знал, что мой отец убирает всех, кто идет против его слова. И то, что он избавился от ее отца – не новость для меня.

– Твой отец убил на ее глазах обоих родителей. Сначала застрелил отца, а потом убил ее мать, пока две маленькие девочки смотрели на все это. Это был день рождения Теи.

Второе, что он говорит, убирает наигранную ухмылку с моего лица.

– Твой отец занимается торговлей детьми. Он перевозил Тею и ее старшую сестру Миду в багажном отсеке самолета со связанными руками и мешками на головах на аукцион, где их продали его дружку – больному на голову насильнику.

Третье, что он говорит, побуждает меня сжать кулаки и смотреть на него, не отрываясь.

– Этот ублюдок держал связанных девочек в темноте, взаперти. Он насиловал Тею на протяжении месяца, и после каждого раза кромсал ее спину ножом.

Четвертое, что он говорит, заставляет меня выпрямиться окончательно и внимательно слушать каждое его слово.

– То же самое этот урод делал с ее сестрой. Каждое утро и каждую ночь. По очереди. Сначала Тею, потом Миду. Тее было одиннадцать на тот момент. А ее сестре тринадцать. Все это происходило на глазах друг друга.

Пятое, что он говорит, поднимает к моему горлу удушливый ком.

– И в последнее утро, когда он должен был трахнуть и убить Тею, он резко передумал, сделав все это с ее сестрой, но вместо привычного пореза на спине, оставил контрольный порез на ее шее. Тея должна была стать следующей. Тея должна была умереть той ночью. И она бы умерла. Умерла от рук того ублюдка.

– Кто он?

– Этого человека больше нет. Но есть человек похуже него. Твой отец. Он причина всех страданий Теи. Он – тот, кто отнял у нее нормальное детство и семью. Он – тот, кто убил ее, хоть она и жива. Понимаешь?

Последняя частичка пазла только что легла на доску моего сломанного сознания. Шрамы на спине и ноге. Удовлетворение от боли. Аэрофобия. Темнота. Резкость в ее характере, юмор, стойкость – защитная реакция от всех, после того, что с ней произошло.

«Блять… Идиот».

Если все, что рассказывает сейчас Доминик Хилл, – правда, то до меня доходит причина ее поведения в тот день, когда она сбежала от меня. Она боялась, что я могу сделать с ней то же самое.

Я повторил кошмар из ее прошлого. Я запер ее в комнате без света и источников связи. Я, блять, окунул ее с головой в тот мрак, в котором она жила. Я вернул ее в те дни. Я, блять…

Теперь я чувствую себя не лучше того ублюдка, который делал эти вещи с ней. Какой же я идиот.

– Ты прав, год назад Тея пришла в ваш дом не просто так, – говорит он, вырывая меня из размышлений и анализа собственных поступков. – Ты был ее целью. Она должна была сделать все возможное, чтобы твой отец похоронил тебя, – такой была ее цель. Она желала отплатить ему тем же, полагая, что твой отец дорожит тобой. Но произошел сбой. Она влюбилась, – сообщает он, заставляя окоченелый кусок слева в груди до боли сжаться. – Я мог подумать об этом прежде, чем отправить ее к вам. Я мог предотвратить это. Но я – идиот, который решил свалить все на хрупкие плечи девушки, которая яро желала возмездия… своего личного правосудия.

Мой взгляд заостряется на его лице. Ни один мускул не дрожит, когда он все это рассказывает.

– Ей не удалось этого сделать, – продолжает он, стоя на месте. – Когда ты приходил ко мне год назад, мы договорились, что я отстраню ее от всего, от твоего отца… И я пытался ее убедить, я просил ее не ввязываться, но было уже поздно. Тея утонула в своем желании правосудия, и в тебе… Она любила тебя. Своей странной, больной, ненормальной любовью, но она любила. А если Тея любит, то будет идти против установленных правил.

«Любила…»

– Я готов был ради ее счастья отказаться от всего, что мы планировали. Для меня стало важным сделать так, чтобы она жила, не думая о прошлом. Я собирался действовать самостоятельно, но эта девчонка… – говорит он, качая головой. – Она не сдалась, она просто взяла маленькую паузу, чтобы вернуть своим мыслям правильное течение… по ее мнению, правильное.

Я впитываю каждую букву, каждое слово, каждое предложение и интонацию его голоса.

– Когда был жив отец Теи, он работал на твоего отца, – продолжает он, и я вспоминаю то, что рассказывал мне мой отец. Отец Теи был предателем. Но так ли это на самом деле? – Он был внедрен в это дело, чтобы разрушить жизнь нерушимого Джеймса Каттанео, которому ни закон, ни право, ни живые люди не станут помехой в достижении целей. Ее отец нашел нужные доказательства, которые связывали его с людьми, торгующими детьми, как скотом, но, к сожалению, доверил все не тем людям, в следствии чего произошло то, что произошло: его убрали. Но вместе с ним убрали его жену, старшую дочь и Тею…

Я вспоминаю кулон Теи. Тот самый, который я вскрыл, нашел флешку, мельком взглянул на содержимое и закрыл. Если бы я, блять, посмотрел все, если бы я проверил все, прежде чем отдать ее своему отцу, все могло бы сложиться иначе. Наша жизнь могла быть другой. С этими доказательствами я мог бы убрать его. Спасти всех. Но я, идиот, поторопился. Я хотел избавить Тею от него, а получилось так, что все испортил, избавив Тею от себя.

– Это вторая причина, по которой Тея пришла к вам. Она хотела найти все сама. Найти и пойти против него, даже если бы это стоило ей жизни. Но тут произошла двойная трагедия, и она ушла. Умер Диаз – мой племянник, которому было почти девять лет. И в этот же день умер еще один близкий для нее человек.

Я начинаю думать, что он, наконец, произнесет самые ожидаемые слова, которые кружат в моей голове: «Этим человеком буду я».

Но…

– Ты знал, что у семьи Спенсеров было трое детей? – спрашивает он с неожиданной серьезностью.