Юрьевская прорубь - Юрий Петрович Вронский

Глава двенадцатая

Грамотка

– Значит, пиши, – говорил Николка Мартину, стоявшему на коленях перед сундучком, на котором лежал листок бумаги. – Пиши так: «Магистр собирает сто тысяч войска и зимой, как только станет лёд…»

– Погоди, не поспеваю, – прервал его Мартин.

Он высунул кончик языка и сопел от усердия, выводя гусиным пером замысловатые готические закорючки. Время от времени он макал перо в глиняную чернильницу и, прежде чем писать, стряхивал лишние чернила, чтобы не посадить кляксу. Написав сказанное Николкой, он выжидательно поднял на него глаза. Николка посмотрел на строчки, косо бежавшие поперёк листка, и сказал, что́ писать дальше. Грамотка получилась не длинная – на листке ещё оставалось место. Николка попросил прочесть всё целиком, и Мартин прочёл:

– «Магистр собирает сто тысяч войска и зимой, как только станет лёд, двинет всю силу на Псков».

Посмотрев на оставшееся место и подумав, Николка сказал:

– Добавь ещё вот что: «Изведу, говорит, Псков раз и навсегда!»

Когда послание было закончено, Мартин подул на строчки, чтобы высохли чернила. Николка старательно скатал листок в тугую трубочку и вложил в стебло, потом размягчил в пальцах комочек воска и залепил отверстие, чтобы обезопасить грамотку от сырости. Он поймал сидевшего в малом отсадке голубя, и мальчики крепко привязали своё письмо суровой нитью к хвостовым перьям. Голубь всё время вырывался из рук – одному с ним нипочём было бы не справиться.

– Пустим его со двора, – сказал Николка, – поглядим, как полетит.

Они спустились во двор. Николка сперва попытался держать голубя, как обычно держат голубей: концы крыльев и нижняя часть тулова в руке, а лапы пропущены и зажаты между пальцами. Но голубь не оставлял попыток высвободить крылья и был настолько силён, что Николке пришлось держать его обеими руками.

Во дворе Николка сказал:

– Ну, с Богом!

И бросил голубя в небо.

Раздалось громкое хлопанье крыльев, и сизый гонец, не сделав даже круга, умчался в сторону Пскова. Николка в восхищении покачал головой:

– Да, хороший голубь, ничего не скажешь!

В этот день мальчикам особенно трудно было расстаться. Они возбуждённо разговаривали: Мартин со смехом рассказывал о дедушкиных подозрениях насчёт младшего приказчика, о ночном походе за мешком, об избавлении от сидения в лавке; а Николка, перебивая его, рассказывал о своём – о том, как утаил одного голубя от отца, как несколько раз ходил на угол Лавочной и Ивановской в надежде увидеть Мартина, и о многом другом. Время от времени он поднимал в небо голубиную охоту [22] и свистел так оглушительно, что любого взяла бы оторопь, доведись услыхать этот свист ночью в лесу.

Когда они расставались, Николка сказал:

– А нашу грамотку небось уже прочли!..

Глава тринадцатая

Осень

Миновал золотой сентябрь, и наступила самая унылая пора в году. Из Гнилого угла [23], задевая церковные шпили, беспрерывно ползли низкие мохнатые тучи. День и ночь из них сеялся дождь. Всё было мокрое и блестящее – и черепичные крыши, и одежда бредущих по улице людей, и конские спины, от которых валил пар. Блестела грязь на улицах, с каждым днём становясь всё непролазнее. В Юрьеве преобладали немощёные улицы, к тому же большая часть города была расположена на низком месте.

Мартину приходилось очень много времени проводить за ученьем. Дедушка решил, что внуку необходимо как можно раньше поступить в духовный коллегиум, дабы избежать широкого пути, ведущего к погибели. И Мартин чуть не целыми днями упражнялся в письме, складывал или вычитал великое множество штук сукна, кругов воска и бочек пива и умножал всё это на гульдены и пфенниги. Но больше всего он потел над изучением Священного Писания, ибо дедушка считал, что это самый надёжный путь к спасению. Путь этот нагонял на Мартина своей бесконечностью такое уныние, что он предпочёл бы погибнуть раз и навсегда, если бы не боялся своего дедушки.

К Николке Мартин не мог приходить из-за чудовищной грязи, затопившей город. Однажды он не выдержал домашней тоски и рискнул отправиться в путь. Дело кончилось тем, что он потерял башмаки – сперва левый, а потом, в поисках левого, и правый. Попытки найти их ни к чему не привели, и он вернулся домой босой, заплаканный и грязный.

Когда дедушка узнал о потере башмаков, у него так грозно затряслась голова, что Мартин подумал: хорошо быть мёртвым и ничего уже не ждать!

Глядя на дрожащего внука, дедушка решил, что теперь самый подходящий случай оглушить его неожиданным вопросом и вырвать признание. Он произнёс грозным голосом:

– Так куда тебя посылал младший приказчик в этакую грязь? Не вздумай отпираться – мне уже всё известно, и твою вину может смягчить только чистосердечное признание!

Испуг на лице Мартина сменился таким неподдельным удивлением, что старый бюргер смутился. Он ясно видел: так притворяться невозможно. К его щекам горячей волной хлынул стыд: старик представил себе, в сколь нелепом положении он оказался со своим коварным вопросом. И он принялся неуклюже бранить Мартина за потерю башмаков, чтобы заглушить невыносимое, непривычное чувство стыда. Постепенно он увлёкся, и голос его обрёл обычную внушительность, а речь – гладкость.

Член Дерптского совета старейшин, один из самых богатых купцов Ливонии, бесконечно долго укорял внука за потерю грошовых башмаков. Стыда он больше не испытывал. Почтенный бюргер говорил, что из того, кто так поступает, не выйдет порядочного человека; что ничего другого и не следовало ожидать от потомства блудного сына и служанки ненемецкого происхождения; что, очевидно, Мартин решил разорить своего деда, а это неразумно, ибо благополучие самого Мартина зависит от процветания торгового дома Фекингузенов; что только бережливость может сделать человека богатым и только богатство может сделать его свободным, но тот, кто выходит из дому в башмаках, а возвращается босиком, вряд ли приумножит славу торгового дома Фекингузенов, нет, гораздо вероятнее, что он пустит по ветру то, что накоплено неустанными трудами его предков, и т. д. и т. п.

Голова у дедушки тряслась почти постоянно, но сейчас казалось, будто, тряся головой, он даёт понять, что заранее отметает какие бы то ни было попытки Мартина оправдаться. Дедушка говорил, что он хочет, чтобы Мартин на всю жизнь запомнил