Прядильщица Снов - Тория Кардело

— Нет! — крикнула Аля, бросаясь к зеркалу, но жар отбросил её назад.

Роман стоял в самом центре бушующего пламени. Огненные волны взмывали вокруг, пожирая его силуэт, но он не кричал, не пытался вырваться. Его глаза встретились с взглядом Али сквозь стекло и огонь — в них не было страха, только решимость и прощание.

— Я видел этот огонь в кошмарах, — прошептал он будто сквозь толщу времени. — Теперь я часть его.

Пламя становилось ярче, беспощаднее. Не красное, а бледно-синее с алыми всполохами, как бывает лишь в самых глубоких снах. Оно пожирало его одежду, волосы, кожу, но Роман продолжал стоять, глядя на Алю. Каждая черта его лица сохраняла спокойствие, словно пламя не приносило боли, а лишь очищало.

Агата отшатнулась от зеркала, её лицо исказилось от ужаса — должно быть, это был её кошмар, её страх потерять единственное по-настоящему дорогое.

— Ты не можешь… — прошептала она. — Мои сны — это иллюзия, а не реальность!

— Каждый сон становится реальностью, если в него поверить, — ответил Роман сквозь пламя тихо, но отчётливо. — Я выбираю этот путь.

Пламя разгоралось всё выше, охватывая его фигуру, и в нём отражался блеск чёрного веретена — словно каждый оборот нити превращал страх в очищение, а вину — в жертву. Роман стоял в центре пламени, его силуэт дрожал, трепетал, становился светом и тенью. В этот момент даже чёрное веретено в руке Агаты затряслось и едва заметно застонало, будто улавливало боль потери.

Зеркало начало трескаться от невыносимого жара. По гладкой поверхности побежали извилистые линии, разделяя образ Романа на сотни осколков. В каждом фрагменте осталась частица его сущности: улыбка, взгляд, поворот головы, теплота пальцев. И в каждом — беспощадный огонь.

Аля кричала, цепляясь за края зеркала, не замечая, как стекло резало ладони:

— Роман! Вернись! Не надо! Не для меня эта жертва!

Но его расколотый силуэт уже почти растворился в языках пламени, лишь ясные голубые глаза ещё смотрели на неё сквозь огненную завесу. На его губах застыла безмолвная улыбка, говорившая больше, чем могли сказать любые слова.

— Живи, Аля, — еле слышно донеслось сквозь треск пламени. — Я буду твоим отражением… всегда.

«Отражением… Всегда…».

Огонь вспыхнул в последний раз — ослепительно, нестерпимо ярко, заполняя весь зал своим светом. А потом зеркало окончательно разбилось вдребезги, осыпалось сверкающими осколками на мраморный пол. В каждом — крошечная искра гаснущего пламени.

Зал погрузился в полутьму. Только лунный свет и редкие свечи освещали ошеломлённое лицо Али и непроницаемую маску Агаты, на которой впервые проступили человеческие эмоции — боль, потеря, осознание цены собственных желаний.

Аля упала на колени среди осколков. Её пальцы осторожно коснулись одного из них — внутри ещё сохранилось последнее тепло его прикосновения, последний отблеск огня. Слёзы капали на зеркальные фрагменты, смешиваясь с каплями крови из порезанных ладоней.

— Рома! — крик вырвался из самых тёмных уголков её души. И ей показалось, что этот звук не был человеческим — скорее он напоминал вой раненого зверя, саму боль, обретшую голос.

Она бросилась к зеркалу, царапая пальцами холодную, равнодушную поверхность. Осколки врезались в кожу, кровь размазывалась по стеклу, но она не чувствовала боли. Не могла чувствовать ничего, кроме невыносимой, разрывающей душу пустоты.

— Роман!

Она кричала его имя снова и снова, словно заклинание, способное вернуть его. Слёзы текли по лицу, застилая глаза, капая на разбитое зеркало.

Где-то за спиной она услышала странный звук. Тихий, сдавленный. Обернулась.

Агата стояла, опустив руки. Её великолепное платье потускнело, перестало мерцать. Сапфиры погасли. Волосы, ещё недавно наполненные величием самой ночи, теперь безжизненно свисали. И на её лице… На её обычно бесстрастном лице Аля увидела глубокую боль. Не слёзы, но настоящую, человеческую боль.

— Он был единственным, — прошептала она тихо, надломлено, без той силы, которая заставляла трепетать зеркальные стены. — Единственным, кто позволил мне стать собой.

Аля видела её настоящую. Не Прядильщицу Снов. Не богиню. Не манипулятора. Женщину, потерявшую то, что любила. То, о чём заботилась. То, что заполняло пустоту в её существовании.

И в этот момент она почувствовала к ней не ненависть, а странное, болезненное понимание. Но мысль о Романе вытеснила всё остальное.

Аля снова повернулась к зеркалу и прижалась лбом к холодной поверхности, не замечая, как осколки впивались в кожу.

— Верните его, прошу! — её голос срывался на хрип. — Он не должен жертвовать собой из-за меня… Я не останусь здесь без него.

Слёзы душили, но она продолжала говорить, словно от этих слов зависела его жизнь.

— Просто дайте мне умереть после той аварии и верните его. Пожалуйста…

Внезапно по залу прокатился резкий, сладковатый запах озона и разогретого металла. Воздух стал густым, обжигающим; у Али на языке появился привкус меди, а в ушах зазвенели странные звуки, напоминающие одновременно и скрипку, и далёкий бой колоколов. В тот же миг из разломов и трещин зеркал потянулись сотни тонких, разноцветных нитей — они возникали из воздуха и стекла, шуршали по залу, путались в ногах, скользили по полу, как живые. Их стало так много, что пространство сделалось вязким, как толстая пыльная ткань. Возникло ощущение, что за гранью зрения заработал неведомый ткацкий станок, и сама ткань вселенной прямо сейчас переплеталась заново.

Мир трещал по швам — в буквальном смысле: зеркала вокруг неё больше не отражали действительность, а покрывались змеящимися трещинами, с хрустом и звоном рушились, осыпая пол тысячами осколков, каждый из которых мерцал живым огнём воспоминаний. Нити прорастали, тянулись прямо из разломов разбитых зеркал, шурша и трепеща, окутывали всё вокруг, пронизывали зал, вплетая в себя свет, тени и воспоминания.

В этот миг Аля осознала, что стоит не просто среди мёртвых отражений, а в самом сердце ткани мироздания — там, где всё переплетается и размыкается заново. Её дыхание стало частым, чужим, кожу покалывало, изнутри разливался холод, будто льды ломались под ногами, а в груди пульсировала нестерпимая боль от усталости и бессилия.

Что-то менялось. Не просто здесь и сейчас — менялось в самом фундаменте реальности. Аля чувствовала это всем своим существом — клеточка за клеточкой, каждым нервным окончанием. Словно кто-то разбирал и собирал заново саму ткань мироздания. Нити сплетались в воздухе, образуя узоры, которые не вписывались даже в геометрию этого мира, существовали одновременно в нескольких измерениях.

— Верните Романа… Ноктюрна… Прошу! — продолжала кричать она, но голос странно искажался, словно Аля тонула