Прядильщица Снов - Тория Кардело

Сначала Аля не поняла. Мозг отказался воспринимать смысл — так желудок отвергает проникший в него яд.

Но осознание обрушилось на нее быстро, упало тяжелым булыжником на голову.

— Нет! — из её горла вырвался дикий, надрывный крик маленькой девочки, потерявшейся в тёмном лесу. Он отразился от зеркальных стен, умножился, вернулся к ним — уже не один голос, а целый отчаявшийся хор.

— Нет, Рома, ты не можешь… ты не должен…

Её руки вцепились в его рубашку с такой силой, что ткань затрещала по швам. Ногти впились в ладони, но боли не было — осталась только всепоглощающая паника.

— Да, Аля. Ты вернёшься в тот мир на моё место.

Каждое слово — удар молота. Каждое движение — шаг в пропасть.

Внутри у Али всё похолодело — не метафорически, а буквально. Она почувствовала, как ледяная волна поднимается от живота к груди, сковывая, парализуя.

— А ты останешься здесь? — прошептала она, уже зная ответ. Зная и боясь услышать.

Роман покачал головой. Всего один раз. Но в этом жесте была вся обречённость мира.

— Нет, — произнёс он так тихо, что она скорее прочитала по губам, чем услышала. — Я не останусь нигде.

Четыре слова. Четыре ножа. Четыре гвоздя в крышку гроба.

И Аля поняла. Поняла весь ужас его решения. Он не останется ни здесь, ни там. Он ведь не такой, как она. Он сновидец — путешественник по Ткани Снов в собственном теле.

Он собирался исчезнуть. Раствориться. Перестать быть.

— Рома, нет, — бессильно зашептала она, цепляясь за его рубашку, как утопающий за соломинку. Пальцы немели, отказывались слушаться. — Пожалуйста, нет…

Но он только улыбнулся. Улыбнулся так печально, так нежно, что мир вокруг потерял краски.

— Я хочу, чтобы ты жила, Аля, — в его голосе больше не осталось страха — только решимость и странное умиротворение. — Жила полной, настоящей жизнью. За нас обоих.

Его пальцы коснулись её щеки и стёрли слёзы — от этого жеста внутри всё сжалось в тугой, болезненный комок.

— Обещай мне, — его голос надломился. — Обещай, что будешь жить. Не просто существовать, а жить по-настоящему. Любить. Мечтать. Чувствовать все оттенки этого мира. За нас обоих.

Аля открыла рот, чтобы сказать, что не сможет, не сумеет…

Внезапно тишину разорвал звук бьющегося стекла. Она обернулась — несколько зеркал разлетелись на осколки. Но осколки не упали — замерли в воздухе, сверкая в полумраке, как застывшие слёзы.

За разбитыми зеркалами открылся проход. Оттуда лился голубоватый свет, пульсирующий, словно живой.

И из этого сияния явилась Она.

Её силуэт выплывал из мерцающей дымки, как из самого пространства. Высокая, статная, в платье цвета полуночного неба, расшитом сапфирами; каждый камень мерцал, словно крошечное окно в иные миры. Если вглядеться, можно было заметить, что в глубине их застали целые галактики — миры из чьих-то снов.

На плечах колыхался плащ, сотканный из самого тумана, переливающегося оттенками фиолетового, синего, чёрного. Он менялся и показывал обрывки чужих сновидений — смеющиеся дети, разбитые сердца, погибшие города, несбывшиеся мечты.

В её длинных, бледных пальцах — чёрное веретено, то самое, что Аля видела на пиру. Оно вращалось бесшумно, наматывало на себя невидимые нити. Густые, темные, как сама тьма, волосы струились по полу, переплетаясь с краем мантии. Они шевелились сами по себе, извивались змеями.

Она напоминала Агату — те же острые скулы, те же привлекательные черты лица, те же гипнотические синие глаза. Но в ней совсем не осталось ничего человеческого. Только непостижимая древняя мощь.

Воздух вокруг наполнился электрическим напряжением. Густая, тяжёлая атмосфера обволакивала лёгкие, как сироп. Волосы на затылке встали дыбом, кожа покрылась мурашками.

Роман сжал её руку крепче.

Их пальцы сплелись — отчаянно, крепко, будто он мог удержать ее здесь одной силой желания. Аля почувствовала, как он напрягся, готовый броситься вперёд, заслонить её, принять удар на себя.

Перед ними стояла она. Прядильщица Снов.

Ткачиха жуткой реальности.

Та, кто в тот самый момент держала в руках нити их судеб.

Спасительница.

Или палач.

Они замерли, не дыша, не шевелясь, не смея даже моргнуть.

Роман едва подался вперед, уверенно подняв подбородок и глядя Агате прямо в глаза.

Казалось, в этом мимолетном движении было всё.

Вся его любовь.

Вся готовность умереть.

Але хотелось кричать, умолять, упасть на колени, вырвать из груди слова, застрявшие в горле комом горячего страха.

Но мир уже сжался до трёх точек —

Она.

Он.

И Та, что держала в руках чёрное веретено, на котором висели их сны, их желания, их жизни.

Готовые оборваться.

Глава 22. Бледно-синее пламя

Рука Романа лежала в ладони Али, как последний якорь, последний мост между невыносимой пустотой и хотя бы призрачной надеждой. Она вдруг остро ощутила свой страх — давний, липкий, приросший к костям с детства. Страх быть уродливой, ненужной, потерянной среди отражений, которые годами смотрели на неё с холодным презрением. Но вот сейчас, когда Прядильщица Снов медленно входила в зал, она впервые не отступила, не спряталась за чужим силуэтом, а вцепилась в Романа намертво, боясь раствориться во мраке.

Агата скользила по мраморному полу почти беззвучно, не касаясь его. Её платье цвета полуночного неба колыхалось, как живое, сапфиры мерцали светом вплетенных в них вселенных. В её руке покоилось древнее чёрное веретено, выточенное из самой ночи. Казалось, оно перетекало и врастало в её пальцы, делая её частью необратимого механизма мироздания.

Агата улыбнулась — мистически, снисходительно, с тоскливой насмешкой, будто эта встреча уже была предопределена всеми треснувшими часами мира.

— Я ожидала вас увидеть. — Голос у Агаты был холодный, но мягкий. — С детьми порой бывает так… сложно.

Её пронзительный, гипнотизирующий взгляд остановился на Романе. В глазах Прядильщицы читалось странное чувство, похожее на привязанность, но не настоящую, а извращённую, подобно отражению в треснувшем зеркале. Роман посмотрел на Алю, и она ощутила, как его сила сочилась сквозь их сцепленные пальцы, грела, даже если сам он волновался не меньше её. Он сделал шаг вперёд; в каждом его движении — сдержанная злость, боль, желание быть услышанным.

— Ты не моя мать, Прядильщица Снов, — в его голосе появились непривычные металлические нотки. — Ты обманщица и убийца, которая может только манипулировать людьми, а моя настоящая мать погибла.

Его пальцы едва заметно дрогнули, хотя голос оставался ровным.

— Я продал её тебе, — в этих словах чувствовалась боль, которая, казалось, рвала его изнутри. — И это моя самая страшная