Девья яма - Ирина Сергеевна Богатырева

какой-никакой пещерный опыт: они вместе начинали в секцию к Фролычу ходить, и первое время сестра не отставала. Но потом ей надоело, и она бросила. Почти все девчонки бросили. Однако мыслить как спелеолог она научилась.

И правда, наверняка есть другой лаз. Почему это им с Колей самим в голову не пришло? Они так обалдели от того, что нашли человека, что им это казалось чудом. А ларчик, возможно, открывался просто.

– Ой, Колетт, ты видишь, с кем связалась! – говорила тем временем сестра. – Он даже про пещеру свою любимую не соображает. Ничего. Теперь я беру всё в свои руки. Сейчас мы пойдём к нам домой и там быстро всё про тебя выясним.

– В смысле – быстро выясним? – Ник почувствовал, что сестра снова начинает его бесить и из-за этого он плохо соображает. – И зачем нам домой?

– Домой – чтобы не привлекать внимания. А выясним без проблем. Для этого есть интернет. Ты уже её в соцсетях пробивал?

– Нет. – Ник снова почувствовал себя дураком.

– Неть, – передразнила Милка. – То-то и оно. А это надо было первым делом сделать.

– Но как? Ты знаешь её имя?

– А что, кроме как по имени, по-другому не ищется? По фото, например. Нет? Ох, голова. Ладно, давай прямо сейчас я тебя щёлкну, и побежим.

– Щёлкну? – не поняла Колетт.

– Почему ты постоянно переспрашиваешь? – спросила Мила между прочим, наводя телефон на Колетт.

– Она некоторых слов не знает, – объяснил Ник.

– Интересно, может, у тебя и правда французский – первый язык? – Она уже закачивала фотографию в Сеть и погружалась в поиск.

– Что она делает? – спросила Колетт.

– Она тебя сфотографировала. Сейчас будет искать по фотографии.

– Сфотографировала? Когда? Чем? – Колетт выглядела удивлённой и почему-то оглядывалась, будто искала фотографа с камерой.

– В смысле? Не смеши меня! Это телефон же, вот. Видишь? – Мила сунула ей под нос экран, на котором была фотка Колетт – с той же милой растерянностью, с нездешними глазами.

«Надо будет потом попросить прислать», – успел подумать Ник.

– Какая удивительная вещь. – Колетт улыбнулась. – И музыку играет, и фотографирует так быстро…

– Удивительная-то удивительная, но нам ничего пока не даёт, – сказала Мила. – Интернет тебя не знает. Выдаёт всякую ерунду. Вон, смотри. – Она развернула галерею портретов: тут были девочки, девушки, даже рисованные, и фото кукол. Но ни одной Колетт. Хотя бы похожей. – Аккаунта в соцсетях у тебя, кажется, нет. Или там нет твоих фоток. Или они закрытые, так что поиск не выводит.

– Или ей нельзя иметь свою страницу, – сказал Ник и сам удивился, что это сказал.

Милка просияла:

– А ты начинаешь подавать надежды, мой маленький друг. Правда! Есть ведь такие люди, всякие там разведчики, министры, я не знаю, – короче, очень секретные люди. Им самим нельзя светиться в сетях, и семье они не разрешают. Ты про папу ещё что-нибудь помнишь? Кем он работал? Может, он у тебя разведчик? Может, он поэтому за границу уехал?

Колетт покачала головой.

– Ладно. А про себя саму? Ты, например, балетом никогда не занималась?

– Балетом? – Колетт искренне рассмеялась. Ник впервые слышал её смех, и он невольно заулыбался тоже. – Отчего же балетом?

– Ну, у тебя осанка. Или, может, не балетом, а какими-нибудь танцами?

– Я танцую плохо, – сказала Колетт. – На балу всегда была хуже всех, меня редко приглашали. Моя сестра гораздо лучше меня танцует.

– На балу? – удивился Ник, но Милка заметила другое:

– Ага, сестра! Теперь мы знаем, что у тебя есть сестра. А что ты про неё ещё помнишь?

Но Колетт уже замолчала, и на её лице проступило то самое выражение, которого боялся Ник, – она снова была не здесь, а в какой-то тёмной глубине, где он не мог ни видеть её, ни ей помочь.

– Не помнит, – сказал он. – Она когда так зависает, это значит, что не помнит.

– Нет, мне кажется, – медленно, с напряжением проговорила Колетт, – мне кажется, я что-то помню. Да, сестра. Она была… Они с папой где-то… Нет. – Она вдруг закрыла глаза. – Не могу. Нет.

– Ясно, значит, это нам пока ничего не дало. Ладно, не отчаиваемся. Ищем дальше.

– Может, поискать объявления о пропаже человека? По приметам. Ведь если она потерялась или её украли, то ищут, – предложил Ник.

– Точно! Мне определённо нравится с тобой работать. – Мила покровительственно потрепала его по плечу, но Ник отстранился. Она уже снова хотела было нырнуть в Сеть, но остановила себя: – А, не. Бесполезно. В таких объявлениях обычно тоже есть фотка. И поиск её бы вывел. А тут – ничего. Ну я всё-таки поищу, конечно… – Она стала набирать в строке.

– Удивительно, но всё, о чём вы говорите, не вызывает во мне никаких воспоминаний, – проговорила Колетт. – Я смотрю – и во мне пустота. Как будто я правда никогда ничего подобного не видела. Ни вот этих коробочек, ни таких фотографий.

– А что у тебя вызывает воспоминания? – спросил Ник.

– Сложно сказать. Мне кажется, напрямую – ничего. Но есть вещи, на которые я смотрю, и мне становится как-то теплее. Как будто они мне близки.

– Например?

– Например – вы оба, брат и сестра. Мне очень приятно слушать, как вы общаетесь. Приятно, что вы ровесники. И что вы так хорошо понимаете друг друга.

– Ха! Это он-то меня понимает! – фыркнула Милка.

– А ты не отвлекайся, – одёрнул её Ник, – занимайся своим делом.

– Вы как будто дополняете друг друга. В этом есть гармония. И это меня успокаивает.

Ник и Мила невольно переглянулись. Они никогда не думали, что могут друг друга дополнять.

– А что ещё? – спросил Ник.

– Ещё? Вон та серая кобыла. – Колетт кивнула на площадь. Ник в первый момент не понял, о чём она говорит, перевёл глаза – там по-прежнему были те же две лошади.

– В смысле, белая?

– Масть – серая. За ней, конечно, очень плохой уход.

– Да уж, помыть бы её не мешало, – согласился Ник.

– Не в этом дело. Мне кажется, когда она пойдёт, у неё будет хромота на заднюю левую – видишь, как она подтягивает зад? И шея недоработанная. Ну и худоба, скорее всего, с желудком что-то не так. Хотя при хорошей работе, на хороших кормах была бы справная лошадь.

– Ты лошадей любишь? – не отрываясь от телефона, спросила Мила. – Я тоже по ним фанатела, когда мелкая была. Но мне мама не разрешила. Она боялась, что я на конюшне целыми днями стану пропадать.

– А мне не запрещали. Это была… passion. Как сказать?

– Да понятно, pasión20, – сказала Милка.

– Они все разные, лошади. Как люди. Мне кажется, у нас было их много. Большая конюшня. Но потом…