Всё о мореплаваниях Солнышкина - Виталий Титович Коржиков

Солнышкин побежал к корме. Медведи со швабрами – за ним. А сзади Бурун приговаривал:

– Хоть яичницу жарь!

На корме Солнышкин дал мишкам по куску сахара и повернулся к Буруну:

– Ну что?

– Надо издать приказ! – крикнул Бурун. – Приказ! На каждую палубу по дрессированному медведю!

– Это ещё что! – сказал Солнышкин. – Это что! Сейчас они у меня побегут сами!

Пройдя на другой конец палубы, Солнышкин положил на край два куска сахара. Медведи живо повернули головы и потянулись со швабрами вперёд.

– Пошли! – сказал Бурун. – Пошли! Ну-ка, кто раньше?

– Мишка-2, – сказал Солнышкин.

– Нет, Миша-1 проворнее, – ответил Бурун.

На палубе начиналось настоящее соревнование. Мишка-2 в футбольных трусах весело подталкивал швабру. Миша-1 был потяжелей и в брюках, но пытался не отставать. Вокруг собралась команда.

– Мишка, давай, давай! – взвизгивала Марина.

– Тёзка, не подведи! – хохотал Мишкин.

До конца оставалось меньше пяти метров. Миша-1 вырвался вперёд. Все были уверены в его победе. Но тут случилась неожиданность: Мишка-2 цапнул Мишу-1 за штаны, тот схватился за них лапами, а его противник в два прыжка подскочил к сахару и схватил оба куска.

– Нечестно! – закричали все.

Но Мишка-2 проглотил свой кусок рафинада и тут же хрустнул Мишиным. От возмущения тот бросил швабру, брюки с него слетели, и он с рёвом вцепился в затылок мошеннику.

– Солнышкин! Солнышкин! – звала Марина.

Но Солнышкин и сам уже смело бросился вперёд. Он вытащил из кармана ещё кусок сахара и поднёс его к разъярённому Мишиному носу. Медведь выпустил противника, схватил сахар и заковылял в сторону. Но этим дело не кончилось. Полночи медведи трудились. В наказание Солнышкин заставил их вымыть всю палубу.

Самое верное «Плавали – Знаем»

Солнышкин, волнуясь, ходил по рубке, а Федькин уговаривал Петькина пустить Солнышкина к штурвалу:

– Пусти, Петькин! Человек хочет быть моряком!

– Не моё дело, – говорил Петькин. Он стоял на палубе твёрдо, как глиняная копилка на комоде.

– Слушай, Петькин, человек в порту за тебя отстоит вахту! – сказал Федькин.

Петькин дважды мигнул.

– А точно? – спросил он.

– Конечно! – воскликнул Солнышкин и весь засветился от радости.

– Ладно, – согласился Петькин.

И Солнышкин снова встал за штурвал.

Море бросилось ему навстречу. Солнышкину показалось, что оно само понесло пароход на могучей синей спине. «Даёшь!» шёл полным ходом, и Солнышкин только направлял его движением руки.

Вот слева вдалеке пронёсся остров. Вот от горизонта стал быстро приближаться встречный пароход и, когда поравнялся, издал могучий приветственный гудок.

Солнышкин в восторге замахал руками и едва не упустил руль.

Картушка компаса качнулась влево. Солнышкин, схватившись за ручки, дёрнул штурвал влево. Стрелка тут же перелетела в обратную сторону.

Солнышкин, высунув от волнения кончик языка, повернул штурвал вправо – и стрелка медленно вернулась на место.

– Ничего! – сказал Федькин. – Ничего!

Солнышкин радостно скосил на него глаза. Он готов был обнять штурвал и расцеловать компас.

– Ничего! – повторил Федькин. – Но если учесть, что впереди у моряка Мексика, Индия, Австралия, то, конечно, нужно подучиться.

Ах, если бы это могла видеть его старая бабушка! Ведь сидит она сейчас где-нибудь в уголке клуба, держит на коленях веник и ничего этого не знает…

– Тютелька в тютельку, – удивлённо пробормотал Петькин. Но вдруг он оттолкнул Солнышкина и ухватился за ручки штурвала.

По трапу загрохотали сапоги. В рубку поднимался Плавали-Знаем. Он был явно не в духе.

Капитан покосился на Солнышкина, выглянул в иллюминатор и крикнул:

– Боцман! Опять пароход потерял бодрость! Ниже корму, выше нос!

Снизу донёсся тяжёлый вздох.

– Федькин, за мной! Солнышкин, за мной!

И они потащились перекладывать боцманское хозяйство.

– Скобы на корму! Якорь на корму! – командовал боцман.

Но судно не меняло положения.

– Что за шут! – сказал боцман.

И тут, откинув брезент, он увидел спящего на трюме артельщика, который подыскал себе новое место для сна.

– А ну-ка, проваливай отсюда!

Тяжёлый артельщик бросился на корму, и нос парохода быстро пополз вверх.

– Вот это совсем другой вид, – сказал Плавали-Знаем и скрестил на груди руки.

А между тем пароход подходил к самым туманным местам, возле которых кок Борщик получил свой знаменитый выговор. Скоро мелкие капли стали садиться на лицо и руки Плавали-Знаем, а из тумана выглянул остров, который все бывалые моряки называли островом Опасности. Около него проходило коварное течение, возникали мели, и даже самые бравые капитаны обходили его стороной.

– Справа мель! – тревожно сказал Петькин.

– Мель слева, – жёстко произнёс Плавали-Знаем.

Петькин хотел промолчать, но судно быстро приближалось к опасному месту.

– Справа мель, – испуганно повторил он.

– Плавали – знаем! – раздалось в ответ. – Мы не трусы, чтобы уходить от опасности.

– Нужно включить локатор! – крикнул Петькин. Его квадратный лоб побледнел от ужаса.

– У меня свой локатор! – ответил Плавали-Знаем. – Ничего страшного. – Он видел перед собой только высоко задранный нос парохода.

И тут Петькин не выдержал: он быстро потянул штурвал влево.

– Как? – повернулся к нему Плавали-Знаем. – Дай штурвал! – Он упрямо нагнул голову.

Петькин отскочил в сторону.

– Моё дело – сторона! – только и успел крикнуть он.

Плавали-Знаем дёрнул штурвал вправо. Раздался удар, и Петькин вылетел в дверь. Плавали-Знаем сделал в воздухе сальто и повис на штурвале.

Судно влипло в берег.

– Полный назад! – заорал Плавали-Знаем.

Судно не двигалось.

– Полный вперёд! – крикнул он.

Пароход дёрнулся, но застрял ещё больше. Высоко вверх торчал его героический нос, а корма сидела на мели. Через минуту схлынул туман. И рядом с пароходом показался посёлок. К судну со всех лап неслись с лаем барбосы, шавки, дворняги. Плавали-Знаем открыл глаза: из угла на него смотрела красно-синяя физиономия Петькина.

– Что теперь будет? – просипела физиономия.

– Плавали, – ответил бравый капитан, – знаем! Судить будут!

А за бортом радостно заливалась гостеприимная собачья свора.

Последнее перо из хвоста старого попугая

Через час Плавали-Знаем ходил по Таиной каюте с перевязанным глазом, подвязанной челюстью и повторял:

– Будут судить…

А попугай подхватывал:

– Плавали – знаем! – и важно задирал единственное перо из своего хвоста.

– А может, и не будут? – раздался вдруг в двери голос артельщика. – Начнётся к вечеру прилив, и выберемся!

– Начнётся прилив… – задумчиво повторил Плавали-Знаем. – Начнётся прилив, и мы выберемся! Только, – понизил он голос, – только нужно закрыть радиорубку, чтобы этот Перчиков не сообщил начальству. Немедленно закрыть радиорубку! Ты, Стёпа, становишься на пост у дверей, и никаких Перчиковых!

– И никаких Перчиковых!

– И может быть, судить не будут?

– Плавали – знаем! – подхватил попугай. – Судить будут! – И посадил капитану на фуражку громадное пятно.

– Что?! – сказал капитан.

– Судить будут! – крикнул попугай.

Капитан перекосился от