Всё о мореплаваниях Солнышкина - Виталий Титович Коржиков

Неужели всё кончилось?

Вечером, когда усталый от ходьбы Солнышкин прилёг отдохнуть на своём втором этаже, в каюту ворвался Перчиков.

– Дрыхнешь и ничего не знаешь?

– А что? – вскочил Солнышкин.

– Как «что»? Идём в Антарктиду!

Солнышкин так подскочил, что врезался головой в потолок, но даже не обратил на это внимания.

– Не может быть!

– Может! – крикнул Перчиков. – Всё может быть, Солнышкин. Мы везём продукты полярникам!

И друзья бросились обнимать друг друга:

– Да здравствует Антарктида! – крикнул Перчиков.

– Да здравствуют айсберги!

– Да здравствуют пингвины! – ещё громче заорал Солнышкин и с маху сделал стойку на руках.

С этого часа дни помчались наперегонки, как дельфины. Все бегали, суетились, к пароходу подлетали грузовики. В трюмы вносили ящики с консервами и компотом, мешки с сахаром и мукой, сгущённое молоко и шоколад, сухари и галеты.

Солнышкин торопился со всеми, сам себе командовал и сам всё исполнял. Он купил карту, чтобы отмечать маршрут судна, смастерил клетку, в которой решил привезти на Большую землю настоящего королевского пингвина. По ночам он часто вскакивал с постели и, выглянув в иллюминатор, вздыхал: ему снились айсберги! И он совсем не замечал, как к нему исподтишка подкрадывалась беда.

Наступил день отплытия. Пароход «Даёшь!» торжественно вывели на рейд. Солнышкин стоял на вахте у трапа и всматривался в берег. Там махали платочками женщины, инспекторы носились с бумагами, а Моряков получал на берегу последние документы и особо важные распоряжения.

Он должен был подойти к судну на катере, и Солнышкин привязывал к борту красивый капитанский штормтрап. Он завязал его уже на один узел, как вдруг за спиной раздался знакомый возглас:

– О, привет Солнышкину!

Солнышкин оставил трап и оглянулся. С другой стороны, прямо через борт перебрасывая длинные ноги, с маленького буксирного катера кто-то перелезал на «Даёшь!». Нос человека медленно вращался, принюхиваясь к запахам, а глаза уже нашаривали дверь камбуза. И хотя лицо и руки человека были чернее сажи, Солнышкин сразу узнал Ваську-бича. Он вспомнил первую встречу, путешествие по городу и с улыбкой спросил:

– Ну, как компот?

– Ах, Солнышкин! – торжественно сказал Васька. – Я ведь работаю. Работаю, Солнышкин. В жизни, кажется, есть кое-что поважнее компота…

В это время с катера закричали:

– Васька! Васька!

Он кивнул чумазой головой и заторопился:

– Видишь, без Васьки никуда! Лошадиных сил у мотора не хватает. – Он перекинул ногу через борт и улыбнулся: – Будь здоров, Солнышкин! Нас ждут великие дела!

Солнышкин протянул ему свою руку, и вдруг Васька оцепенел: на руке у Солнышкина сверкнул удивительный старинный компас.

– Вот это штучка! – сказала Васька. – Продай!

– Не могу, – ответил Солнышкин.

– Меняю на тельнягу и ботинки.

– Не могу, – сказал Солнышкин. – Не нужны мне тельняшки и ботинки. Компас-то особенный…

– А что? – спросил Васька.

– Да так… Говорят, если правильно живёшь, на север показывает, плохо – вертится из стороны в сторону.

Солнышкин разговорился, а именно в этот момент Моряков возвращался с берега на судно. Он был человек верного слова и держал в руке десять порций сливочного мороженого, которыми обещал премировать Солнышкина.

– Отличный, настоящий матрос! – повторял он.

И как только катер подвалил к борту «Даёшь!», Моряков прыжком повис на штормтрапе и стал подниматься вверх.

«Фьюить!» – свистнуло вверху.

«Фьюить!» – свистнуло второй раз.

– Стойте! – крикнул Солнышкин, но трап уже дёрнулся, узел развязался, и Моряков вместе с десятью порциями мороженого бултыхнулся вниз.

Он тут же вынырнул, но короткая балясина – деревянная ступенька – стукнула его по лбу. Он вынырнул второй раз, но вторая ступенька больно шлёпнула его снова. Солнышкин с ужасом смотрел, как десять раз выныривал Моряков и десять раз ступеньки шлёпали его по одному и тому же месту. Наконец трап свалился совсем, и на поверхности рядом с ним закачалась капитанская фуражка.

– Спасайте! – завопил Солнышкин.

– Человек за бортом! – закричали на катере и бросились на помощь.

Моряков, вынырнув, приоткрыл один глаз, высунул из воды крепкую руку, ухватился за конец каната и в минуту оказался на палубе. С него ручьями стекала вода, на лбу вырастала громадная шишка. Потирая лоб, он бросился в каюту.

«Всё! – подумал Солнышкин. Он побледнел, и его рыжий чубчик стал бледным, как лёд в Антарктиде. Он закрыл рукой лицо. – Вот тебе и Антарктида! Вот тебе и пингвины! Неужели всё кончилось?»

Впереди паруса!

Вокруг Солнышкина собралась вся команда.

– Бедный Солнышкин! – ехидно ухмыльнулся артельщик, которого не успели выгнать из-за срочности рейса.

– Разиня! – сердито процедил сквозь зубы Федькин и отпустил Солнышкину щелчок.

– Ах, Солнышкин, мы все тебя любим, – сказала Марина, будто уже прощалась.

– Ну и ну, отмочил! – вздохнул Перчиков.

А Солнышкин стоял ни жив ни мёртв и думал: «До свиданья, Антарктида, до свиданья, океан!»

– А всё из-за Васьки и ещё из-за этой вот штуки! – с горечью проговорил он и щёлкнул пальцем по крышке маленького бронзового компаса.

– Не мели ерунду, – возразил Перчиков, который никогда не интересовался, что это за компас у Солнышкина на руке. – При чём тут эта коробка?

– А при том, – сказал Солнышкин и выложил Перчикову историю робинзоновского подарка.

– Забавно, – качнул головой Федькин, глядя на компас.

– Всё показывал правильно! А тут, когда я болтал с Васькой, в самую трудную минуту не мог шевельнуться! За штурвалом я стоять не умею, а на компасе – всё правильно. Узлы вязать не умею, а на компасе – правильно. И моряком я ещё не стал – всё равно правильно, – чуть не глотая слезы, говорил Солнышкин.

– Знаешь, – задумчиво перебил его Перчиков, – ты, конечно, прав, настоящим матросом ты ещё не стал, но не беда, Солнышкин, не всё сразу! Самое главное, чтобы работал как следует твой самый надёжный компас. – И Перчиков положил ладонь Солнышкину на грудь, где тихо и грустно стучало его сердце. – А он работал неплохо. И этот бронзовый старичок всё показывал верно.

И тут все увидели, как стрелка маленького бронзового компаса, едва шевельнувшись, твёрдо указала на «норд».

– Жаль только, что случилась вся эта ерунда, – сказал Перчиков и подумал вслух: – А что, если нам всем пойти к Морякову?

Вдруг среди общего крика раздался голос боцмана:

– Солнышкин, к капитану!

Все замерли. Где-то далеко в городе звякнул трамвай, за бортом плеснула волна, и с криком пролетела чайка.

Солнышкин вздохнул, пригладил чуб, поднялся по трапу и переступил порог капитанской каюты.

Моряков ходил взад и вперёд, прикрывая подушкой посиневший лоб.

– Та-ак, – мрачно сказал капитан и повернулся к Солнышкину: – Значит, убить меня захотел?

– Нет, что вы… – грустно ответил Солнышкин.

– Значит, утопить меня захотел?

– Не хотел… – ещё грустнее сказал Солнышкин.

– Опозорить меня перед всем флотом захотел?

– Нет-ет, – покачал Солнышкин головой.

– Так не хотел? – спросил сердито